.  Верка вскрикнула и ногтями расцарапала ему спину. 
     Он вертел ее, как резиновую куклу, как пособие по “Кама-сутре”.  Как ни странно, его равнодушие помогало ему; кажется, с Веркой он мог заниматься этим бесконечно и для того, чтоб не извергнуться раньше времени, совсем не требовалось кусать себя до крови. 
     Верку доводила до исступления его грубость, которую она принимала за страсть.  Она глухо вскрикивала, когда он рывком переворачивал ее то на спину, то на живот, то вздергивал на четвереньки и резким толчком, как насильник, входил в нее.  Она не воспротивилась и тогда, когда его охамевший “боец”, выскользнув из влажной норки, вознамерился проникнуть в неподходящее для него пространство…
     Он позволил себе кончить лишь после того, как Верка бесповоротно выбилась из сил.  Вслед за оргазмом сердце пронзила тупая игла боли, но он решил не обращать на нее внимания. 
     — Ты классный мужик, — сказала Верка и погладила его по небритой щеке.  — Ты всегда такой?
     — Старый я уже, — привычно отозвался Кравец, позевывая и забрасывая руки за голову. 
     Верка приткнулась к его груди. 
     — Старичок, блин, выискался! Жеребчик!
     Кравец вспомнил, что когда-то давно так называла его жена и ему стало не по себе. 
     Утром Верка притащила ему в постель чашку жидкого чая и бутерброд с заветренным сыром.  От вида “завтрака” к горлу подступила похмельная тошнота.  Кравец отбросил простыню и начал одеваться.  Утро выдалось серое и какое-то пустое. 
     — Вечером придешь? — спросила Верка. 
     — Не знаю.  Надо посидеть над рукописью. 
     — Приходи.  Я буду ждать. 
     Кравец чуть не брякнул: ты же говорила — просто трахни меня! Но вовремя спохватился. 
     — Знаешь, — сказала Верка, — я тебя правда люблю. 
     — У меня сложная жизнь, — сказал он.  — У тебя сложная жизнь.  Зачем возводить сложности в квадрат?
     Ему не стоило заявляться сюда.  Он понимал это изначально, в пьяном угаре бредя по ночной улице. 
     Верка отвела глаза.  Она с женской последовательностью напрочь забыла свое “просто трахни меня”. 
     — А зачем тогда было… — Она споткнулась на полуслове. 
     Он-то знал, зачем.  Лечи подобное подобным.  Но разовый “сеанс терапии” абсолютно ничего не изменил, и Кравец не был уверен, что ему не потребуется еще много Веркиных “сеансов”…
     Вечером он не пришел бы так и так.  Потому что позвонила Наташа. 
     9
     Она не стала объяснять свое отсутствие, да Кравец на радостях особенно и не расспрашивал, боясь вызвать ее раздражение.  Несколько вечеров они провели вместе, и Кравец пришел в состояние блаженного идиотизма.  Но продолжалось это недолго. 
     Наташа опять канула в никуда. 
     Как-то утром ему позвонил драматический актер, ухлестывавший за Веркой на вечеринке.  Не поздоровавшись, он осведомился:
     — Про Верку слышал?
     — Что именно?
     — Значит, не слышал.  Она в реанимации. 
     — Что случилось?
     Трубка помолчала, потом коротко сообщила:
     — Передозировка. 
     Кравец потер вспотевший лоб. 
     — Что я могу сделать?
     Актер хмыкнул. 
     — Ничего.  Я думал, у тебя с ней… отношения. 
     — Я просто редактировал ее книжку, — проглотив комок, объяснил Кравец. 
     — Ну-ну…
     На работу он не пошел.  Позвонил и сказался больным.  Но валяться на диване “всухую” тоже оказалось невмоготу.  Он собирался купить лишь пару бутылок пива, но в магазине встретил приятеля и они отправились в забегаловку…
     Запой случился дикий и продолжался двенадцать дней.  А когда бледный, сотрясаемый дрожью и похожий на заблудившееся привидение Кравец наконец явился в издательство, его позвал к себе директор. 
     Седовласый, навидавшийся на своем веку всяких “бзиков” и “бемсов”, он не стал повышать голос и произносить назидательные речи.  Кивнув, пригласил:
     — Садитесь, голубчик. 
     Кравец осторожно опустился на стул. 
     — Что с вами случилось, Константин Николаевич?
     — Я болел, — выдавил из себя Кравец. 
     — Больничный имеется?
     Кравец промолчал. 
     — Вот что, голубчик, — сказал директор мягко.  — Я давно замечаю, что у вас жизненные проблемы.  Что ж, бывает.  Но вы и нас поймите.  Нам надо, чтоб люди работали.  Сами видите, какое положение.  Вам следует отдохнуть, собраться с мыслями, перевести дух.  Вы, я слышал, заканчиваете роман.  Вот и потрудитесь над рукописью.  Портить вам репутацию я, упаси Бог, не намерен.  Напишете заявление по собственному желанию.  А пройдет время — дорога к нам для вас не заказана. 
     10
     “Что происходит? — думал Кравец, валяясь дома на диване.