— Лежите смирно, — предупредил Кравец.  — Сейчас я сбегаю, позвоню в “скорую”. 
     — Что?. .  — Женщина словно никак не могла проснуться. 
     — Вы провалились в люк.  Но теперь все в порядке.  У вас просто шок.  Я быстро…
     — Не надо.  Со мной все в порядке.  — Ее голос прозвучал уверенней.  — Это вы меня вытащили? — Она вдруг протянула руку и обняла его за шею.  — Спасибо. 
     Кравца будто ударило током.  Это прикосновение… Что может быть в прикосновении полуобморочной дамочки, валяющейся посреди тротуара? Ничего… Но что-то было. 
     Она села, тряхнула головой.  В свете недалекого фонаря ее рыжие волосы блеснули красными искрами и вспорхнули над теменем, словно нимб или язык ленивого пламени. 
     — Помогите подняться. 
     Вскочив на ноги, он выполнил просьбу.  Женщина быстро приходила в себя и, похоже, никакого серьезного ущерба ее здоровью опасный инцидент не принес.  Она принялась отряхиваться и поправлять одежду. 
     На незнакомке была легкая черная блузка и тесные брючки того же цвета, отчего она словно растворялась в темноте.  Но, несмотря на “камуфляж”, Кравец сумел разглядеть ее миниатюрную и удивительно ладную фигурку. 
     — Вы, точно, в порядке? — не успокаивался Кравец. 
     — Кажется, в полном.  — Она наконец выпрямилась. 
     — Вы в казино не играете?. .  А зря.  Непременно попробуйте. 
     — Чего ради?
     — С таким везением…
     — Мне повезло, что вы оказались рядом. 
     Он махнул рукой. 
     — Чепуха… Как вас зовут?
     — Наташа.  А вас?
     — Константин… — На отчестве он споткнулся.  По виду она могла оказаться моложе его лет на двадцать, а то и больше.  Но ему отчего-то не хотелось, чтобы она обращалась к нему, как к старшему.  Наташа будто угадала его мысли и не переспросила.  Впоследствии Кравец понял, что ей это было ни к чему, потому что она никогда не называла его по имени. 
     От поимки “рысака” она отказалась, так как тоже жила поблизости.  Но в этот час “рысаки” им и не попадались.  Там, где фонари не горели, луна заливала улицы бледным светом, от которого Наташа будто жмурилась по-кошачьи.  Она резво перебирала стройными, чуть полноватыми ножками, ее каблучки, словно копытца, звонко цокали об асфальт. 
     Сперва они шагали молча.  Кравец не знал, с чего начать, полагая, что сейчас Наташе не до разговоров.  Она первой нарушила неловкую паузу. 
     — Вы кто?
     Кравец развел руками. 
     — Человек. 
     — Я догадалась.  Чем вы занимаетесь?
     Он не любил представляться писателем.  В этом ему чудились некое жеманство и поза. 
     — Да как вам сказать? Работаю в издательстве. 
     — Книжки печатаете?
     — Ну, в некотором роде… — Им вдруг овладело непреодолимое желание поймать ее удивленный взгляд, он не удержался и все-таки ввернул: — И сам кое-что пописываю. 
     — Что именно?
     — Романы там… повести и рассказы. 
     — Вы писатель? А как называются ваши книжки? — Он не уловил в ее тоне удивления, на которое подспудно рассчитывал. 
     Черт! Все равно вышла пошлая банальщина: ах, мы литераторы, инженеры человеческих душ, ваятели слова да к тому же благородные спасители одиноких женщин, попавших в беду — за это нас положено любить!. .  Хотя при чем здесь любовь? Что за глупая инерция мысли?!. .  Но он уже понимал, что словечко выскочило не случайно.  Маленькая, стройная женщина, шагавшая с ним рядом, притягивала к себе его внимание, словно неясная тень во мраке, пугающая и манящая одновременно.  Кравец испытывал непонятное смущение и столь же беспричинную приподнятость, будто в преддверии каких-то важных событий, от которых не известно, чего ждать — радости или беды.  И он по опыту знал, что может доверять своей интуиции. 
     Его книжек она не читала, даже названий не слыхала, о чем сообщила просто и без сожаления.  Кравца такое равнодушие слегка задело, и он собрался было взять иронический тон.  Но Наташа заговорила о чем-то постороннем, и он поймал себя на том, что ранимое писательское самолюбие благополучно угомонилось, а Наташины слова — он потом даже не мог припомнить, о чем шла речь — всецело завладели его вниманием. 
     — Вы замужем? — ни с того, ни с сего вдруг выпалил он. 
     — А это важно?
     — Да нет, в сущности.  Праздное любопытство.  Простите. 
     Но это не было праздным любопытством.