Я тебя люблю. 
     — Брось.  Я уже старый, сердце болит…
     Она шлепнула его по губам. 
     — Дурак.  Ты классный мужик. 
     — Чего же во мне такого классного?
     — Заткнись! — Ее пальцы делали свое дело.  — Ты не как эти… С тобой надежно… Успокойся, я ничего особенного не хочу.  Просто возьми, да трахни меня.  — Верка, похоже, здорово кайфанула. 
     Он почувствовал, как потревоженный “боец” зашевелился в своем “окопе”.  А, собственно, почему бы и нет?!. .  Да потому… Не то, что бы Вера ему не нравилась.  Ей едва исполнилось тридцать и она была хороша своей налитой женской зрелостью.  Но с некоторых пор, быть может, с тех самых, как Кравец остался один, ему не хотелось так.  Ему требовалось что-то другое — он не знал, что именно, или просто не желал признаваться себе в том, что знает. 
     Верка сбросила с плеча бретельку платья и схватила Кравца за руку.  Отвердевший бугорок ее соска ткнулся в его ладонь. 
     Он покосился на распахнутую дверь квартиры.  Оттуда вдруг высунулась всклокоченная башка Чокнутого Виталика. 
     — Верка! На кухне штора горит!
     Она ругнулась. 
     — Я что, похожа на пожарного?!
     — Дак фатера, вроде бы, твоя.  Ну, если тебе не интересно…
     Оставшись один, Кравец спустился по лестнице и вышел на улицу.  У подножия угрюмых ночных “девятиэтажек” под влажным изнуряющим ветром, как рыбы, выброшенные на берег, тяжело шевелили жабрами крон старые тополя, а над крышами висело огромное, слепое бельмо полной луны.  Духота не ослабевала даже в этот глухой час, придавливала к раскаленной почве траву и цветы, и они исходили тяжелым дурманящим запахом, почему-то напомнившим Кравцу о смерти.  Он потер левую сторону груди, словно надеясь избавиться от засевшей в ней боли — классический жест кандидатов на инфаркт.  Боль осталась на месте.  Он вздохнул и зашагал со двора. 
     Добраться домой неторопливым шагом он мог минут за пятнадцать.  Но он не спешил, потому что в пустой, темной квартире его никто не ждал.  Кравца в эту ночь никто и нигде всерьез не ждал.  Белесый лунный свет и душный воздух обволакивали его липкой, жирной пленкой, и от этого становилось трудно дышать, а сердце просто заходилось от боли. 
     Он инстинктивно почувствовал опасность за миг до того, как нога готова была ступить в пустоту.  Удержав ногу на весу, Кравец медленно попятился от дыры, зияющей в тротуаре, еще более черной, чем окружающая темень.  Открытый люк теплотрассы притаился посреди панели, как охотничья западня на лесной тропе.  И западня эта лишь чудом осталась без добычи. 
     Ур-роды! Будто нарочно!. .  А, может, и впрямь нарочно? Забавы ради! Кравец представил себе слепое паденье, хруст ломающихся костей.  Он передернул плечами и огляделся, надеясь отыскать поблизости крышку злополучного люка.  Не оставлять же так.  Мало ли кого еще понесет здесь среди ночи.  Но в такой темени черта с два ты найдешь крышку, тем более, если здесь ее нет. 
     Он постоял в нерешительности, и вдруг услышал глухой, слабый стон, идущий будто из-под земли. 
     Кравец вздрогнул и прислушался.  Но не различил ничего, кроме шелеста листьев.  Переведя дух, он собрался заняться поисками чего-нибудь, чем можно прикрыть чертову яму.  И опять услышал тихий, болезненный стон.  Звук исходил прямо из-под ног, и теперь Кравец понял откуда — из мрачной глубины колодца.  Его прошиб пот.  Значит, кто-то все же успел угодить в ловушку.  Может, оттого она и отпустила его с такой легкостью, что уже успела насытиться? Поколебавшись секунду, он вынул зажигалку и склонился над отверстием.  Слабый огонек выхватил из темноты железные скобы, убегающие вниз по бетонной стене. 
     3
     Ей повезло.  Ей просто чертовски повезло! Это Кравец понял сразу.  На глубине двух-трех метров колодец имел уступ, за которым опрокидывался в пустоту.  Цепляясь за скобы в стене, Кравец начал спускаться и различил в мерцающем свете газового огонька скрюченное женское тело, приткнувшееся на бетонном мыске.  Не задержись она здесь, никакого стона Кравец бы не услышал. 
     Он шагнул на узкий каменный выступ, обдирая плечи о шершавую стену, изогнулся, пропустил руку под спину несчастной и попробовал приподнять.  Она оказалась не такой уж тяжелой.  Кравец соизмерил ее вес и собственные силы, прикинул, как бы получше ухватиться, а потом рывком забросил обмякшее тело себе на плечо и начал карабкаться вверх, каждую секунду ожидая, что ржавые скобы обломятся и он вместе со своей ношей провалится в черную глубину. 
     Лежа на асфальте, он отдышался и склонился к распростертой рядом женщине.  Кравец еще раньше определил, что она молода.  Пальцы ощутили на ее шее пульсирующую жилку.  Жива.  Но не известно еще, что с ней после таких приключений.  Кравец осторожно ощупал пострадавшую, но ран и переломов как будто не обнаружил.  Осязание вдруг всколыхнуло в нем неуместные чувства.  Даже боль в сердце улетучилась сама собой. 
     Незнакомка глубоко вздохнула и пошевелилась.