– Сама ты галлюцинация!
Заботливо поправляет на себе платье.
– Ну и как тебе моё новое платье? Шикарное, правда?
Ольга, словно выброшенная на берег рыба, беззвучно открывает рот, пытаясь что-то сказать – и не может…
Бабушка:
– Чего молчишь-то – язык от зависти проглотила?. . Торшер зачем-то включила – светает уже за окном… Половичок опять как попало лежит. Неужели трудно поправить?
Ольга (сдавленным голосом):
– Я… Ты… Кто ты?. .
Бабушка смеётся.
– Неужто не признала? Долго жить, значит, буду…
Ольга:
– Призрак… Привидение… Их не бывает… В зеркале…
Бабушка:
– Опять не угадала. Я то, что ты помимо своей воли, сама того не ведая, случайно создала. Выходит, я твоё творение. Но сделала ты это по моей задумке…
Ольга:
– Бред какой-то!
Бабушка:
– Бред, говоришь? Может, тебя саму внезапно осенила мысль приехать на кладбище и раскопать мою могилу?
Ольга:
– Ты… Ты задумала разрушить мою семью… Я не могла этого допустить!
Бабушка:
– Значит, я верно всё рассчитала – и ты ко мне пришла! Теперь вот я к тебе с ответным визитом явилась…
Ольга (истерично):
– Не верю!
Бабушка:
– Глазам своим уже не веришь? Да вот же я – перед тобой стою!
Ольга:
– Откуда ты взялась?!
Бабушка смеётся.
– Опять ведь не поверишь! Представь себе, только вот из городу Парижу. Ох и оттопырилась я там! Прогульнулась по Елисейским полям. Пролетелась над Эйфелевой башней. Заглянула в Лувр, потом в Нотр-Дам де Пари. Не через центральный вход – прямо сквозь стену ради прикола проходила. Ох и наделала же я там переполоху! Представь картину маслом: явление русской Семёновны французскому народу! Париж, Париж… Да что Париж! Я же теперь в любой уголок земли могу без труда попасть. Раз – и там! Я сейчас всю нашу землю кругом облетаю – везде побываю и всё в подробностях рассмотрю. И никаких денег мне для этого не надо – не то что в прежней убогой жизни… Эх, милая, у меня ведь настоящая жизнь только начинается! И не нужен мне теперь никакой небесный рай – нет на свете ничего лучше нашей Земли!
Ольга:
– Ты под землёй и лежишь – на двухметровой глубине! Тебя похоронили! Ты же мёртвая!
Бабушка:
– Знаю, знаю, как желала ты моей смерти… Да вот, как видишь, не смог удержать меня твой двухметровый слой земли. Ничто надо мной теперь не властно – ни замки́, ни запоры, ни расстояния, ни время… И ни твоя ненависть… Выходит, рано ты радовалась, невестка. Ох, как рано! Воскресла я – словно птица Феникс из пепла возродилась. Вот она я – перед тобой живая стою!
Ольга тяжело дышит.
– Ты… Ты… Да ты…
Бабушка:
– Да что мы всё обо мне да про меня? Расскажи-ка лучше, как сама-то без меня жила не тужила? Соскучилась, небось, по свекрови-то родной? Ну да не кручинься – уж кончилась наша разлука. Теперь уже никто и ничто разлучить нас с тобою не сможет!
Ольга вскакивает с дивана.
– Чего тебе надо от меня, чудовище?! Чего ты привязалась ко мне?! И после смерти своей не можешь оставить меня в покое!
Бабушка:
– И рада бы, да не могу я оставлять тебя без надзора. Надо тебя уму-разуму маленько поучить…
Ольга кричит в истерике:
– Мало ты при жизни своей нервов моих помотала?! Мало кровушки моей высосала, вампирша ненасытная?! Не навластвовалась ещё, надзирательница тюремная?!
Бабушка:
– Да чем же ты меня лучше-то? Ради забавы своей дочь родную без наследства моего оставила. Все деньги выудила у неё ради прихоти своей: побизнесменить ей, видишь ли, захотелось!
Ольга старается овладеть собой.
– Меня всегда мучил и не давал мне покоя один вопрос. На который я так и не нашла ясного ответа… Может, откроешь тайну: чем же я тебе не ко двору пришлась?
Бабушка, подумав, отвечает:
– Безрассудная ты, Ольга… Изольда с Настей тоже вон безрассудные; но их безрассудство только им же самим и может навредить… Твоё же безрассудство как омут тёмный – тащит в себя всех без разбора. Ты и в пропасть будешь падать – обязательно кого-то за собой потащишь. Летишь, как мотылёк на огонь, и кого только можешь, за собой увлекаешь… Вольному воля, конечно; но не могу я допустить, чтобы вместе с тобой Настя с Олегом пропадали – стало быть, остались у меня ещё дела на этом свете… Уберечь я должна их. От тебя уберечь. Они-то не виноваты в твоём безрассудстве.
Ольга горько усмехается.
– Наверно, я безрассудная… Я безрассудно люблю свою семью – твоего сына и твою родную внучку. Безрассудно отказалась от карьеры и бросила любимую работу, в которой была далеко не на задворках и добилась успехов. Конечно я безрассудная, если добровольно сделалась прислужницей в твоём грёбаном бизнесе. И всё потому, что безрассудно мечтала о своей семье и сдуру возомнила себе, что кто-то может заменить мне мать… Маму, которая понимала бы меня и принимала такой, какая я есть… Как мотылёк в огонь, сломя голову и без оглядки, ринулась навстречу призрачной мечте своей – и угодила в западню… Один только раз в жизни попросила я у той матери помощи – хотела открыть своё дело. И что же получила в ответ? Снисходительное презрение и откровенные насмешки – вот что! И больше я уже никогда и ни о чём её не просила…
Бабушка:
– Складные напевы… Послушаешь – прямо Золушка ты у нас получаешься. Бедная да разнесчастная и со всех краёв обиженная. На алтарь семьи добровольно легла и в жертву себя принесла. А от свекрови – одна чёрная неблагодарность… Вот только меня ты и забыла спросить, а нужны ли мне твои жертвы? Я ведь, милая, побольше твоего на этом свете пожила; и жизнь моя не слаще твоей детдомовской была. А может быть и горше – время другое было… И научила меня эта жизнь и людей распознавать, и жертвенность их различать – которая от чистого сердца идёт, а которая скрипя зубами исполняется… И решила я испытать тебя, да и посмотреть, на сколько же хватит твоего лицемерия и долго ли ты притворяться сумеешь…
Ольга:
– Ну и как? Удался твой эксперимент? По всему видно, не выдержала я гарантийный срок?
Бабушка:
– Да как тебе сказать… Раздвоилась ты, Ольга. Внешняя оболочка у тебя более выносливой оказалась и довольно долго держалась – почитай до самой моей смерти притворялась ты покладистой невесткой… А вот внутренняя твоя суть намного раньше стала сбои давать, а потом и вовсе повредилась. Магией вон даже занялась – куклу вуду спицами протыкать стала. Наверно, душу дьяволу готова была продать, чтобы на тот свет меня поскорее спровадить.
Ольга в удивлении.
– Ты… Ты знала про куклу вуду?!
Бабушка позирует перед зеркалом, любуясь платьем.
– Конечно, знала.
Ольга:
– И никому ничего не сказала?! Не разоблачила меня?!
Бабушка (не отрываясь от зеркала):
– А мне и самой интересно было, подействует или нет твоё колдовство… А потом, всякое сделанное зло рано или поздно к самим же сделавшим его и возвращается. И никто – ни человек, ни бог, ни дьявол – изменить этого не может. Это закон кармы! (Поворачивается к Ольге. ) Жди и ты своего часа – он настанет!
Ольга задумалась.
– Было время, когда и внешняя оболочка моя совпадала с моей внутренней сутью, и жертвенность моя шла от чистого сердца. Но, видать, перестаралась ты со своими опытами надо мной. Что-то лопнуло внутри меня – какая-то пружина… Поняла я: что бы я не делала и как бы не старалась – не изменишь ты своего отношения ко мне. Я так и останусь для тебя пришлой и чужой детдомовкой… А жить так дальше я уже не могла. И если бы не умерла ты, то наложить на себя руки пришлось бы мне. Кто-то из нас двоих должен был уйти – тесно нам стало на этой земле… Я не верю, что причиной твоей смерти стала эта злосчастная кукла. Но будь даже это и так – никакого раскаяния во мне бы не случилось. Это я тебе как на духу говорю!
Бабушка:
– А если ты так уверена в своей правоте и считаешь, что тебе не в чем винить себя и раскаиваться, то откуда у тебя тогда этот страх перед разоблачением? Ведь и могилку мою ты раскопала затем, чтобы взять манускрипт и отдать его господину в чёрном – только бы он не открыл тайну про твои колдовские козни Олегу и Насте. А?
Ольгу сковывает напряжение.
– Не поймут они меня… Помню то время, когда я пришла в этот дом – как агнец на заклание, но полная веры и надежды на грядущее счастье… И если бы тогда мне показали меня или рассказали про меня нынешнюю – я бы тоже, наверное, не поняла себя. И, наверно, не поверила бы, что я могу быть такой… Чтобы понять меня, нужно сначала пережить, что я пережила…
Бабушка:
– И что же ты пережила такого, чего даже понять нельзя?
Ольга:
– Понять-то можно, да не каждый захочет… (На что-то решается. ) Вот послушай:
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!»
Ты спросишь: «Где мои родные?»
И, не найдёшь семьи родной.
Несчастный! Будешь грустной думой
Томиться меж других детей!
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей…
Ольга указывает на книжный стеллаж.
– В этой книжной коллекции свёкра я, кажется, испортила томик Пушкина… В том месте, откуда я читала сейчас – там от моих слёз странички слиплись…
Бабушка:
– Опять ты про свою сиротскую долю…
Ольга:
– Мою долю уже не изменить – да она и не зависела от меня… Но от меня зависела доля моей дочери. И я поклялась себе, что костьми лягу, но не допущу, чтобы описанную в Романсе Пушкина судьбу – мою судьбу – повторила моя дочь. У Насти будет всё, чего лишилась я: отец и мать и родительский дом, который есть начало начал. И в её жизни будет надёжный причал, где ей в трудную минуту всегда протянут руку помощи.
Количество читателей:
