Ты при своём интересе останешься, а мы при своих бабках, которые ты обещала – всё по уговору.
Ольга:
– Получите вы свои бабки, как и обещала… Только навсегда забудьте, что раскапывали здесь эту могилу!
3-й бомж:
– Какую могилу? Кто раскапывал? Чё-то я не въезжаю, – об чём базар, пацаны?
4-й бомж:
– Да это дамочка от солнечного удара ещё не отошла – вот ей и мерещатся какие-то могилки да покойники.
2-й бомж:
– Джентльмены! Перестаньте смущать прелестную незнакомку, случайно повстречавшуюся нам в юдоли печали и скорби! (Ольге. ) Вы уж простите моих соратников за их повышенную необразованность… Да, кстати, вы не могли бы нас на своём корыте до городу оттарабанить? А то мы тут заплутали ненароком. А дома детки малые ревут да верещат: сиську просят!
Ольга:
– Отчего же не помочь заботливым родителям? Детки – дело святое.
2-й бомж:
– Так это ж до невозможности облегчит наше беспросветное счастье! Примите наши искренние…
1-й бомж:
– Хватит базлать. Пора уже когти рвать отсюда.
2-й бомж:
– Тогда – в путь, дети подземелья!
Бомжи проворно собирают инструменты и вместе со своей «хозяйкой» спешно покидают потревоженное ими место скорби и плача.
КАРТИНА ПЯТАЯ
О человеческой крови вообще – употреблении её в пищу, её переливании, интенсивном и обильном её пролитии – и о чудесной крови ребёнка в частности
Просторная комната с камином в особняке барона. Единственное окно занавешено тяжёлыми портьерами. Обстановку составляют: массивный письменный стол с дверцами и выдвижными ящиками, один стул, тахта, объёмный книжный шкаф и большое зеркало у стены. На заваленном книгами и бумагами столе горит настольная лампа. В камине пылает огонь.
Барон неподвижно стоит перед зеркалом и сосредоточенно, словно медитируя, созерцает своё отражение…
Входит Ганс – мужчина внушительной комплекции, с огромными старомодными бакенбардами, – он издаёт гортанные звуки, указывая на дверь.
Барон (не отрываясь от зеркала):
– Впусти её, Ганс.
Ганс в знак понимания кивает и удаляется за дверь.
Вскоре входит Ольга. Барон никак не реагирует. Немного помедлив, Ольга произносит:
– Доброй ночи, барон!
Барон по прежнему продолжает смотреть в зеркало.
– Не думаю, что эта ночь могла быть для вас доброй…
Ольга мрачно усмехается.
– Не хуже, чем остальная моя жизнь…
Барон не отрывается от зеркала.
– Я вижу, вы нашли общий язык с моим слугой.
Ольга:
– Он у вас не очень разговорчив…
Барон (смотрит в зеркало):
– Ганс не может говорить: его язык скован недугом немоты. Это печально, но не является препятствием для нашего с ним общения.
Ольга:
– Я тоже справилась с этой задачей.
Барон (смотрит в зеркало):
– У него, как и у меня, тоже русские корни. Ещё его предки служили моим предкам. И мы, как видите, до сих пор храним добрые традиции былых времён… Ваша страна, наслышан я, также устремила взоры к традиционным ценностям минувших веков?
Ольга старается поддержать доверительную тональность разговора:
– Да, со строительством светлого будущего у нас покончено. После государственного переворота новоиспечённая власть открыла нам глаза, что светлым у нас, оказывается, было прошлое – именно там, в крепостном самодержавии, было светло, тепло и мухи не кусали. Где-то там мы и обронили по халатности свои традиционные ценности. Правда, что это за ценности – никто не говорит… Но путь к спасению России уже указан – это любовь к царям, вельможам и попам!
Барон (смотрит в зеркало):
– Ох уж эта любовь!
Ольга:
– А вы, барон, я вижу, любите зеркала́? Или, главным образом, своё отражение в них?
Барон отрывает взгляд от зеркала и поворачивается лицом к гостье.
– Я вам не предлагаю присесть, эта комната не предназначена для приёма гостей, и ваше присутствие здесь – исключительный случай… Здесь только один стул – и одному из нас в любом случае пришлось бы стоять. А это, как вы понимаете, было бы не совсем…
Ольга перебивает:
– Не беспокойтесь, барон.
Барон:
– Да я и не беспокоюсь… А что касается зеркал и моего отражения в них… Буду предельно откровенным: я питаю больше симпатий к оригиналу… Зеркало же имеет для меня чисто утилитарное, прикладное значение: оно уменьшает вероятность во время бритья порезать лицо, которое мне бесконечно дорого.
Ольга:
– Оказывается, все так банально.
Барон:
– Вам, женщинам, трудно это понять. Вы ведь не бреетесь, поэтому вполне можете обходиться без зеркал… И если быть до конца честным, то приходится признать, что отсутствие необходимости смотреться в зеркало – это неоспоримое преимущество женщин перед мужчинами.
Ольга улыбается.
– Да вы, барон, я вижу, иронический философ!
Барон:
– Ирония и философия тоже имеют для нас чисто практическое, утилитарное значение. Они заглушают невыносимое ощущение царящего кругом хаоса и неизбежно связанных с ним огорчений и разочарований…
Ольга:
– Глядя на ваше холодное самообладание, довольно трудно представить вас огорчённым и разочарованным.
Барон:
– Почему же? Меня – как и любого бреющегося мужчину – крайне огорчила бы утрата способности отражаться в зеркале…
Ольга:
– Но вы же не собираетесь стать вампиром?
Барон:
– Вампиром?. . По крайней мере, не в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие. . . Во всяком случае, я определённо не собираюсь впиваться клыками в шеи прохожих, как это происходит в пошлых голливудских фильмах, или пить кровь своего бога, как это делают христиане во время обряда причастия…
Ольга:
– Вам не нравятся голливудские фильмы и христианские обряды?
Барон:
– Они меня не трогают. Хотите, верьте, хотите, нет, но я отношусь к той группе людей, которая в процессе эволюции сознания утратила первобытные представления о мире. Я искренне считаю, что земля круглая и вращается вокруг солнца, а человек не может три дня прожить в желудке рыбы; и что никакие молитвы, стояния на коленях и обряды не в силах этого изменить. Что поделаешь – такой уж я человек…
Ольга:
– Подумать только!
Барон:
– Понимаю, вам трудно такое представить: в вашей стране подобные мысли считаются недопустимыми – они оскорбляют чувства православных христиан.
Ольга:
– Вы не достигли взаимопонимания с христианами?
Барон:
– С христианами? Эти люди мне попросту неинтересны – на мой вкус, они слишком плохо воспитаны… А вот христиане со мной и мне подобными действительно не достигли взаимопонимания. По вопросу познания. Для меня процесс познания – источник высшего блаженства, для них же – величайший грех. Вспомните печальную историю Адама и Евы, вкусивших в саду Эдема запретный плод, дающий знания. За это невинное их желание познать добро и зло еврейский бог Яхве проклял всех ещё не родившихся тогда любознательных сынов и дочерей Земли. Христианам запала в душу эта легенда, и они долгие века истребляли и уничтожали, пытали и сжигали, сажали на кол и казнили всякого носителя этой вредоносной бациллы – так естественного для человека стремления к познанию. Ну, разумеется, всё это от избытка христианской любви к ближнему и во имя Христа. . . Однако правым оказался упрямый Галилей – хотя мне лично более симпатичен Джордано Бруно… Впрочем, взаимопонимания не наблюдается даже среди самих христиан. У Свидетелей Иеговы, например, не допускается переливание крови – вот так радикально они понимают библейский запрет на употребление крови в пищу. И попробуй опровергни их учение – оно ведь основано на Библии!. . Но больше времени христиане были заняты не вопросами употребления в пищу и переливания крови, а интенсивным и обильным её пролитием, – решая вопрос, сколькими перстами подобает креститься…
Ольга:
– А вас, барон, сильно волнует этот вопрос?
Барон:
– Нет. Это просто игра ассоциаций… (Из глубины своих мыслей. ) Мне ведь предстоит грандиозное переливание крови…
Ольга:
– Простите, барон, я не знала, что вы серьёзно больны…
Барон:
– Если некоторую ущербность человеческой природы можно считать болезнью, то все люди на земле больны, поскольку они ущербны в выше упомянутом смысле…
Ольга:
– Моя покойная свекровь, наверное, сейчас сказала бы: «Витиевато и мудрёно!»
Барон:
– Да куда уж проще. Каждый человек, думаю, хотя бы раз в жизни чувствовал себя ущербным… От того, что он не умеет летать, дышать под водой, путешествовать во времени, быть невидимым, проходить или видеть сквозь стену, предсказывать будущее и видеть прошлое, читать мысли окружающих… привораживать или наводить порчу…
Ольга:
– Нет, барон, вы не философ. Вы обыкновенный и заурядный романтик!
Барон:
– Да почему же вы видите во всём только вульгарность и пошлость? Всё перечисленное мною может быть предметом серьёзных научных изысканий. А интересные научные изыскания – как я уже обмолвился – моя непреодолимая страсть… А романтиков в природе уже не существует. Вымерли. Как в своё время мамонты и динозавры.
