I
     
     Снаружи внушительное здание в ампирном стиле напоминало резиденцию эксцентричного ирландца-аристократа, нежели обитель умалишённых.  Такое стойкое впечатление у Генри сложилось ещё при первом визите в лечебницу, состоявшемся почти четверть века назад; Как выяснилось, ассоциация осталась неизменной и по сей день. 
     
     Генри подался вперёд с заднего сидения такси, чтобы лучше разглядеть частную лечебницу через ветровое стекло, по которому с ленивым скрипом скользили дворники.  Губы растянулись в улыбке; Первое, что бросалось в глаза, и не важно, заглянешь сюда в первый или сто первый раз – контраст с которым лечебница, точно скала, вздымалась над равниной; Равниной столь пустынной и далёкой, что ближайшие деревья, бледневшие за поволокой влажного воздуха, выглядели жалкой порослью кустарников. 
     
     Центральное здание с плоской крышей, чей каменный фасад темнел от моросящего дождя на фоне неба, затянутого ярко-белой пеленой облаков, представляло собой пять этажей с длинными закруглёнными окнами.  Крыльцо располагалось в эркере, увенчанном угольным куполом с пикой молниеотвода, а сам вход утопал в четырёх парах колонн, поддерживающих резной балкон третьего этажа, одновременно служившим козырьком крыльцу.  По обе стороны от эркера росло две пихты, они бесцеремонно закрывали вид нескольких окон первого и второго этажей, готовые к следующему году покуситься и на третий. 
     
     Генри никогда не питал особой страсти к архитектуре, но лечебницу Святой Агаты он без сомнений считал жемчужиной данного ремесла, пусть даже и громоздкой точно готический замок.  Ведь добавь на каменный фасад барельеф, изображавший кавалерию или свирепых львов, тотчас сюда заселится какой-нибудь английский граф. 
     
     Позади, с западной и восточной сторон к главному зданию примыкало два крыла – менее вычурные постройки в четыре этажа, с узкими окнами, и, если присмотреться, в них виднелись белеющие решётки. 
     
     Когда водитель набирал мятые купюры для сдачи, Генри взглянул в окно и заметил сидящую на перилах ворону, казалось, птица дожидалась его приезда, точно швейцар перед отелем.  Она изучала его своими чёрными глазками, когда Генри вышел из такси и, придерживая одной рукой шляпу, снизу-вверх устремил взор на купол, а затем на молниеотвод.  Он почувствовал себя ничтожно крохотным, стоя перед каменной глыбой, чей размах подчёркивался распростёртой во все стороны пустотой. 
     
     А ещё он вспомнил неприятное ощущение, посетившее его сегодня утром, тогда Генри замер в дверях с ясным желанием отменить такси и остаться дома. 
     
     Лишь после того, как Генри ступил на третью из пяти ступеней, ворона с глухим уханьем крыльев взметнула с перил и понеслась прочь, напоследок каркнув. 
     
     Проводив птицу взглядом, пока та не превратилась в чёрное пятнышко на хмуром небе, Генри нажал на кнопку вызова, раздался пронизывающий звук.  Из-за порывов ветра, бивших в спину, ему пришлось поднять ворот своего пальто.  Над домофоном, аккурат под камерой видеонаблюдения, крепилась неизменная серебристая табличка с надписью «Лечебница Святой Агаты».  Никаких лишних слов, что могли в очередной раз напомнить о том, что за неприметной дверью из светлого дерева шла своим чередом совсем иная жизнь. 
     
     Прозвучал скрежет зуммера, означавший, что в крепость дозволено войти.  Дверь снаружи имела непримечательный вид, непосвящённый по наивности мог решить, что входит в главную городскую библиотеку, но стоило переступить порог, посетитель тут же попадал в решётчатую клетку, напоминавшую одну из тех, в которых спускают к акулам аквалангистов, вознамерившихся пощекотать нервишки. 
     
     Охранник с едва темнеющей щетиной на бледном лице, чуть ли не вдвое моложе самого Генри, уже отпирал дверь. 
     
     – Добрый день, – бесцветно приветствовал он, шмыгнув носом.  Затем, не оборачиваясь, запирая клетку: – Лора проводит вас. 
     
     Из-за стойки регистрации, расположенной под одним из окон, откуда вид упирался на пихту, вынырнула женщина средних лет в светло-голубом халате.  Генри поздоровался, приподнимая шляпу и улыбнулся женщине, но та в ответ, удостоила его лишь едва заметным кивком.  Должно быть, её понурые плечи и отстранённый взгляд символизировали всю ношу, ниспосланную медсестринству в целом мире. 
     
     Генри окинул просторное помещение холла, преисполненный грусти, в былые временя стены этого здания знали его, как и персонал, трудившийся в них.  Он наведывался в лечебницу раз в месяц или два, когда писал прославившую его серию книг «Истории на ночь», и некоторых работников знал по именам.  В качестве платы за молчание, он вручал им дорогой виски, коим имел привычку на тот период своей жизни лихорадочно запасаться, словно белка орехами в преддверии неизбежной зимы.  Срабатывало даже с хрупкими медсёстрами, чьё познание в алкоголе заканчивалось на обработке кожи пациентов проспиртованной ваткой в местах уколов, – они оставляли бутылки про запас, дабы при ближайшем торжественном случае передарить отменный виски своему начальству. 
     
     Теперь же кажется, что всё это происходило и не со мной вовсе, подумал он, тяжело вздыхая.  Будто он знает эту историю понаслышке.  Время имеет отвратительную привычку – неумолимо ускорять свой темп в самые счастливые моменты жизни. 
     
     Давящую тишину сопровождали шаркающие шаги медсестры Лоры и стук стоптанных каблуков ботинок Генри.  Коридоры неизбежно претерпели внешние изменения: лампы накаливания заменили люминесцентными, наполнявшими пространство холодным светом, стены с горизонтальной тёмно-коричневой деревянной панелью перекрасили в бежевый цвет, плитка напоминала шахматную доску, между кабинетами стояли новенькие скамьи, кулеры с питьевой водой встречались через каждые тридцать-сорок футов.  Но, что удивило Генри – запах.  Спустя двадцать два года, запах остался прежним, тяжёлым, с ноткой дезинфицирующего средства, именно таким он и вспоминал его; он приоткрыл рот, желая поделиться своим наблюдением с сестрой Лорой, спросить, насколько моющее средство должно быть хорошим, коль используют его не одну декаду лет, но, глянув на её, тут же передумал, уж больно сосредоточенной она выглядела. 
     
     Или это тревога в её глазах? Подумалось Генри. 
     
     Они дошли до Т-образного перекрёстка и упёрлись в лифт.  Лора нажала на кнопку третьего этажа, Генри знал, что его путь лежит через кабинет с балконом. 
     
     Лифт поднимал их с мерным урчанием и черепашьей скоростью.  Хоть кабина и имела внушительные размеры, способной вместить в себя носилки с прикованным тугими ремнями буйно-больным, Генри почувствовал себя не в своей тарелке, запертым.  Он даже расстегнул вторую пуговицу рубашки, что не произвело никакого эффекта.  Ещё ни разу Генри не испытывал подобных чувств, пребывая в замкнутом пространстве, даже когда застревал в лифте меньшего размера.  Он пребывал в замешательстве.  Генри пришлось стиснуть зубы и уставиться на цифровое табло; а когда двери наконец раскрылись (мучительно медленно), вышел он с испариной на лбу.  Он даже обернулся, двери лифта не торопились закрываться, как бы подтрунивая над ним: «Увидимся, старина».  Он решил, что спустится исключительно по лестнице, и плевать на отдышку; настолько его удивляла собственная нервозность, разыгравшаяся с самого утра. 
     
     Медсестра проводила его до двери с надписью «Главный врач Пол Лоуренс», постучала, после чего статуей замерла на месте, спрятав руки за спину.  Видимо, подумал Генри, пряча улыбку, опасается, что я дождусь её ухода, скину с себя всю одежду и побегу от палаты к палате, колотить по дверям и поднимать больных. 
     
     Дверь открылась почти сразу.  Лишь глаза Пола остались прежними, хоть теперь и смотрели из-за маленьких овальных очков.  Лицо испещрили морщины, зачёсанные назад волосы поседели, а линия лба в последние годы явно стремилась к макушке.  Густая борода тем не менее осталась чёрной.  Генри буквально облегчённо выдохнул, когда заметил выпирающий из-под пиджака живот Пола, меньше, чем у него самого, и всё же. 
     
     – Генри, – Пол с порога обнял его.  – Как рад тебя видеть!
     
     – Я тоже, Пол, – Генри похлопал его по спине, борясь с подступающими слезами. 
     
     Медсестра, удовлетворившись положением дел, осведомилась, может ли быть свободна. 
     
     – Да, Лора, спасибо. 
     
     Она кивнула. 
     
     Пол пригласил Генри в просторный кабинет со светлым паркетом и панорамным видом на луг с прочертившим его чёрным зигзагом дороги.  Двери балкона обрамляли два высоких растения в горшках.  Настольная лампа освещала архаичную кипу бумаг посреди которой возвышался моноблок фирмы «Эппл».  Перед большим письменным столом стояли два кожаных кресла, идентичного фасона диван подпирал восточную стену, увешанную дипломами и сертификатами.  Западная стена целиком состояла из книжных полок с медицинской литературой, преимущественно по психиатрии.  На центральной полке, точно библия, красовалась единственная книга, обращённая обложкой наружу, явно коллекционная, с золотистой надписью «Sigmund Freud».  У полок с книгами, на фоне бордовой шторы, горел зелёный абажур. 
     
     – Как здорово, что ты всё же приехал, – Пол, точно фокусник, материализовал два пузатых стакана и опустил их на единственно свободный край стола.  Генри живо представил, как Пол проделывает данный трюк из раза в раз, и с улыбкой подумал, на столе не хватает разве что два белых кружка на манер посадочной разметки вертолётной площадки.