На негнущихся ногах он пересёк лужайку и обогнул дом по площадке, предназначавшейся для автомобиля. Очутившись на заднем дворе, Генри обернулся и взглянул на окна второго этажа. В одно из них Ребекка наблюдала как младший брат уходит в лес, и проследовала за ним. А следующий день обратился для неё фатальным кошмаром. Генри намеривался повторить их маршрут. Ещё он заметил, что трава в одном месте на лужайке заднего двора темнела прямоугольным пятном, будто на газон легла тень от рекламного щита. Присмотревшись, Генри увидел кусок газона размером со стол для пинг-понга с иным сортом травы, отличным от произраставшей вокруг дома. Генри прекрасно знал, что пытались скрыть риэлторы – место, где Роберт сжёг тело своего сына.
В лесу, под ветвями, таилась особая тишина, казалось она окутывала Генри со всех сторон. Рубашка под плащом быстро промокла, на открытые участки кожи слетались комары. Он стоял, пытаясь сообразить, куда следовало идти, но всё выглядело одинаковым и без намёка на тропу. Здесь не помешал бы столб со стрелкой-указателем и надписью «Тропа», подумал Генри и засмеялся каким-то не своим смехом.
Генри углублялся в лес, и с каждым шагом в нём нарастало волнение. Нечто подобное он испытал в девять лет, когда купался в озере и решил похвастаться перед друзьями умением плавать. Большое озеро обрамлял песочный пляж с кабинками для переодеваний и длиннющими очередями. Генри отплывал всё дальше и дальше от своих друзей, наблюдавших за ним из-за красных буйков, он чувствовал, как силы покидают его, но о том, чтобы развернуться не было и мысли, ведь тогда все сочли бы его слабаком. Он продолжал плыть несмотря на страх и жжение в груди, будто он прилично хлебнул горячего чая. Тогда Генри буквально осязал, как отдаляется от берега, а берег впереди оставался далёким. Лишь несколькими годами поздней Генри осознал, что в тот день чуть не умер по глупости. Он бы точно утонул, не подплыви к нему на гидроцикле спасатель. Друзья Генри встречали его на берегу как героя, и это явилось настоящим облегчением.
Под ногами тошнотворно трещали сухие ветки, они цеплялись за ботинки и штаны, ему приходилось перебираться через ухабы и корни вековых деревьев, вонзавшихся в землю, точно безжалостные когти гарпий в свою добычу. Огибая очередное препятствие в виде заваленного дерева, Генри зацепился за острый сук, порвав плащ и ощутимо больно оцарапав предплечье, он не сомневался, что позже обнаружит, что рукав рубашки пропитался кровью. По лицу катились крупные капли пота, Генри потерял счёт времени, он вдруг поймал себя на мысли, что шёл, ни о чём не думая, словно в трансе. Но эта мысль осталась не удостоенной должного внимания где-то на периферии. Он продолжал идти.
Удары сердца отзывались во всём теле. Тяжело дыша, он опёрся ладонью о грубую кору сосны и приложил пальцы другой руки к шее, нащупывая пульс. Скорей всего, думал Генри, он выбрал неправильный путь; Ребекка не упоминала непролазные дебри. Лишь бы найти дорогу обратно…
И вдруг он её увидел, столь ясно, что ума не мог приложить, как не заметил мгновением раньше. Сквозь голые стволы сосен вырисовывалась светлая полоса. Тропа вела дальше в лес, деревья отступали от неё, точно страшась подцепить крайне опасную заразу.
Чертыхнувшись, Генри ступил на неё.
Тропа шириной в несколько футов спускалась по склону, петляя между необъятными стволами сосен и елей, Генри поразился их высоте, он сроду не видел столь древних деревьев. В низине чувствовалась сырость и зловоние болота, Генри несколько раз наступал в воду, отчего ноги быстро промокли, но он почти и не заметил этого. Теперь он не думал поворачивать назад. Здесь встречались низкие и скрюченные кусты, их ветки нависали над тропой, стараясь угодить Генри в лицо, ему приходилось постоянно пригибаться, отчего разболелась спина. Генри с полной уверенностью мог сказать, что этот лес являл собой самое негостеприимное место из всех, где ему приходилось побывать.
Тропа сужалась, из-за повисшего в воздухе тумана стало темнее, витало ощущение, словно на лес опустился поздний вечер, несмотря на ранний час, о чём говорили наручные часы. А затем Генри увидел, как впереди за деревьями зияет пустота. Генри встал на месте и несколько раз с силой зажмурил глаза, но увиденное оставалось прежним. Его поразило, насколько неестественной эта пустота выглядит. Он продолжал вглядываться в просветы между деревьев и утомлённый мозг выдал хоть и странную, но, судя по всему, единственно подходящую ассоциацию: всё ровно что смотреть в неглубокое озеро с прозрачной водой, и видеть дно под иным углом в следствии эффекта преломления света.
Он медленно двинулся дальше, неотрывно смотря вперёд и наблюдая, как пейзаж вдали за деревьями с каждым шагом меняет своё положение отнюдь не в соответствии с его направлением, будто он наблюдает его через огромное зеркало. Но уже через несколько пройденных футов эффект исчез.
Поляна представляла собой открытый участок с баскетбольную площадку, окружённый плотной изгородью кустов и деревьев. Генри испытал трепет, когда в тумане проступили силуэты. Он подошёл ближе, остановился у самого края поляны (ступить на неё сразу почему-то не отважился). Валуны, размером и формой напоминавшие перевёрнутые мусорные баки, образовывали круг, он насчитал одиннадцать штук и все аккурат одного размера.
Всюду порос мох, он полностью устилал землю, взбирался на камни и облюбовывал стволы ближайших тщедушных деревьев.
Генри пошёл по поляне озаряясь по сторонам и поражаясь странностью вида. Во всей присутствующей атмосфере таилась некая древняя энергетика, воздух точно тысячелетиями накапливал в себе электричество и благоухал озоном. Подстать мыслям по телу пробежала волна мурашек.
Его целиком поглотило ощущение нереальности происходящего. Действительно, проще поверить в то, что находишься на съёмочной площадке фильма ужасов с продуманными до мелочей декорациями, нежели в поляну с искривлённым пространством. Тем более, даже самый спокойный лес обязан источать соответствующие звуки – как минимум щебет птиц и стрёкот насекомых, но Генри не сомневался, единственным источником шума с того момента, как он ступил на тропу – был он сам.
Несмотря на всю обуревавшую тревогу, он так же испытывал нетерпение от желания описать увиденное в повести. Ещё он для себя внезапно твёрдо решил во что бы то ни стало сохранить это место в тайне; если бы он сейчас и задумался, почему, то не смог ответить, как бы ни захотел.
Оставляя позади себя завитки тумана, Генри неспешно обходил валуны, почти доходившие ему до груди, он задерживался у каждого, но рун или их следов не обнаружил. Тогда, почти бездумно, он медленно опустил ладонь на верхушку одного из одиннадцати камней и вонзил пальцы в ледяной мох, отчего по телу прошла очередная волна мурашек. Издалека донёсся вопль незнакомой птицы. Мох сопротивлялся и едва уловимо потрескивал, когда Генри, движимый необъяснимым порывом, сдирал его. Под мхом покоилась на изумление ровная поверхность, Генри смахнул с неё остатки мха, сдул мелкий сор и замер, лишь кисть рефлекторно отдёрнулась, точно коснувшаяся раскалённого металла. На светлой поверхности камня темнела высеченная спираль.
Вновь раздался гнусный крик птицы, Генри бы подумал, что так истошно может кричать лишь ползучий зверь самого неприглядного вида, если бы крик не шёл откуда-то сверху. Он запрокинул голову и сквозь перемешивающийся слой тумана увидел россыпь звёзд. Звёзды? Но ведь ещё совсем рано, небо должно быть светлым, смутился Генри.
Он намеревался свериться с наручными часами, а затем и с временем на мобильном телефоне, как почувствовал лёгкое щекотание в подошвах ног, недоумевая, он посмотрел вниз, на ботинки, утопавшие во мхе. Чувство усилилось. А затем, когда зубы начали биться друг о друга, Генри понял, что земля вибрирует, и сильнее с каждой секундой.
