У окна за трехногим обеденным столом сидел Виталик и сосредоточенно штудировал какой-то толстенный том.  Сквозь вовеки не мытое стекло в комнату заглядывало не по-осеннему яркое солнце.  Кравец понял причину такого ослепительного сияния — крона деревца под окном отяжелела от налипшего на нее снега. 
     Почуяв движение, Виталик оторвался от чтения. 
     — С добрым утром.  Ты не умер?
     Кравец быстро сунул руку под подушку, куда накануне — он помнил точно — спрятал револьвер.  Но револьвера на месте не оказалось. 
     — Где пушка?
     — Я ее выбросил. 
     — Я серьезно. 
     — Я ее выбросил.  От греха. 
     — Кто тебя просил?!
     Отложив книгу, Виталик подошел, придвинул табурет и уселся напротив. 
     — Объясняю.  Вчера на стадионе какие-то психи устроили пальбу, весь дом слышал.  А вскоре явился ты в полном отрубоне и с револьвером.  Я думал, ты обожрался водки.  А на тебе живого места нет.  Еле колесьями отпоил. 
     — Каким еще колесьями?
     — Не переживай, не дурью.  Валидол там, аспирин… А в скором времени по парку шастала ментура.  Сосед с первого этажа шепнул, что возле спорткомплекса угрохали какого-то жлоба, а другому серьезно продырявили спину.  Я посмотрел твою пушку — три стреляные гильзы в барабане.  Угадай с одного раза, о чем я подумал?
     — Чихать мне, о чем ты подумал!
     — Ладно, — сказал Виталик, — я не обижаюсь.  На таких, как ты, я вообще не обижаюсь.  Но револьвер твой я унес и выкинул к чертовой бабушке. 
     — Сколько там натикало? — помолчав, поинтересовался Кравец. 
     — Без десяти одиннадцать.  Ты мне ничего не хочешь рассказать?
     — Потом, — отмахнулся Кравец, вставая.  — Мне надо идти.  В этом свинарнике есть где умыться?
     20
     Пробираясь через заросли кустарника и поминутно шипя от боли, Кравец приблизился к спорткомплексу.  Серебристого “джипа” на стоянке, понятное дело, не оказалось.  Глупая, конечно, была надежда.  А если бы она и сбылась, как незаметно проникнуть в кабину и добыть из автомобильного “бардачка” перетянутую резинкой пачку, даже если ее не обнаружила милиция и приятели тех наездников?. .  Теперь ни квартиры, ни денег. 
     Кравец вздохнул и под прикрытием зарослей потащился прочь. 
     …В назначенный срок Наташа в кафе не появилась.  Он прождал ее до самого вечера, накачиваясь пивом — у него оставались какие-то крохи от “квартирных” денег.  Все тело невыносимо ныло, но он страдал от другой муки.  Где она, что с ней? Неужели попалась к ребяткам в лапы? В это Кравец, доверявший своему “шестому” чувству, почему-то не верил. 
     С наступлением темноты, убедившись, что Наташа не придет, он направился к Виталику, прихватив по дороге две бутылки водки и закусь. 
     21
     — Ты понимаешь, во что ты вляпался?! — Виталик с хрустом свинтил пробку со второй бутылки.  — Ты теперь господин зеро, бомж, пустое место.  Где твоя книга? Где работа, квартира, деньги?! На тебя скоро начнут охотиться, как на паршивого зайца! Если тебя изловят, а такого олуха непременно изловят… нет, ты лучше сам застрелись!
     — Куда ты, сволочь, подевал мой ствол? Веревка-то у тебя хоть найдется?
     — Веревка у меня одна, бельевая.  Но она вся сгнила. 
     — Замеч-чательно! Сам недочеловек, а туда же!. . 
     Они оба понимали, что за дурным балагурством прячут свое напряжение и страх.  А Кравец еще и старался изо всех сил выбросить из головы мысли о Наташе, а из сердца — тупую боль.  Пока водка булькала в бутылке, это ему как-то удавалось.  А когда бульканье стало еле слышным, он испугался и погнал Виталика в круглосуточную лавку. 
     На середине третьей бутылки Виталик сделался печален, строг и сосредоточен.  Он пристально посмотрел на Кравца, вздохнул и признался:
     — Это я во всем виноват. 
     — Эт-т точно, — согласился клюющий носом Кравец. 
     — Нет, в самом деле. 
     — Ты — ж-ж-жуткий тип!! Я всегда г-рил…
     — Если б я предупредил тебя раньше, ничего могло бы и не произойти.  Но ты орал и не желал слушать. 
     — Ч-чего я орал… н-не произойти?
     — Да я о твоей нимфе…
     — А вот ее не трожь!! — Кравец грохнул кулаком по столу. 
     — Согласись, это ведь все из-за нее. 
     Кравец понял, что Виталик не даст ему укрыться в пьяном забвенье, вытащит и насыплет соли на раны.  Он тряхнул головой и спасительное облачко хмеля улетучилось, обнажая проступившую сквозь зрачки тяжелую одурь, замешанную на невыносимой тоске. 
     — Что ты знаешь про нее? Про нас.  — Кравец потер воспаленные глаза.  — Я ни о чем не жалею. 
     — Тебе виднее, — как-то слишком легко согласился Виталик.  — Жалеть теперь поздно.  И объяснять поздно, но все же…
     — Что ты можешь мне объяснить?
     — Странно все-таки, ты ничего о ней не знаешь, хоть вы и трахались, как кролики, как речные крысы!. . 
     Кравец оскалился. 
     — Тот парень, хоть он и полицейский, тоже…
     — …ничего не понял про шило для колки льда!
     — Только не заправляй мне про главный инстинкт.