Но у них, кроме души, есть еще тела – тела, связанные с душой тонкими шелковыми нитями.  Человеческое тело было единственной поэзией в мире, которую он признавал.  Его армия, его вельможи, его женщины, наконец… Можно познать все науки в мире, всю землю, но невозможно изведать до глубины человеческое тело… Оно и есть – бессмертие. 
     .  .  . 
      Перед проездом Императора расширяли и очищали от глины дороги.  И все-таки колесница двигалась медленно, очень медленно – так движется в детстве время.  Он вспомнил маленького мальчика - самого себя, шести или семи лет от роду.  Шел проливной дождь, и была такой же бесконечной дорога – куда он ехал по той дороге?
      Дождь и дорога заставляли мальчика чувствовать себя сиротой.  Потом процессия внезапно остановилась, и никто не заметил, как Наследник Небесного трона выскочил на волю, под дождь.  Он долго шел, совсем один, чувствуя необыкновенную силу в маленьких ногах и радуясь этой силе.  Вокруг шумели мокрые травы, и ребенок скинул свои расшитые туфельки, пригодные разве что для того, чтоб осторожно переступать в них с ноги на ногу по глубоким дворцовым коврам.  Трава касалась теперь мокрым поцелуем лодыжек - это было так весело.  Он представлял себе, как его, наверное, ищут - и смеялся, запрокинув голову. 
      И тут он увидел его, своего Воина.  Воин лежал прямо перед ним, на правом боку, с руками, плотно прижатыми к мускулистому телу.  Одежда на нем была разорвана в клочья.  Рядом валялся арбалет.  Маленький Инь Чжэн ужаснулся тогда этой безоружности и первым делом наклонился к арбалету, чтобы подать его воину.  Как, в самом деле, можно спать, когда оружие так далеко от твоих рук? Арбалет оказался неподъемно тяжел, но сильный мальчик поднял его и попытался втиснуть в спящие, точно заколдованные, темные руки.  Однако руки были еще тяжелее – и не подчинились постороннему благодетелю.  Тогда он положил оружие на траву и, присев на корточки, заглянул Воину в лицо.  Оно тоже оказалось темным, неподвижным – и озадаченный мальчик долго смотрел на него, пытаясь определить, что же снится сейчас случайно встреченному человеку.  Один глаз был приоткрыт и наполнен какой-то жидкостью – должно быть, дождевой водой, другой плотно зажмурен.  Жирные мухи садились на лицо.  Нужно было уходить, но мальчик медлил. 
      Ему нравился этот человек.  Нравились его мощные руки и ноги, нравилось странное багровое пятно на одежде, возле того места, где у людей (он знал уже) бывает сердце.  Нравился терпкий навязчивый запах, исходящий от тела – он ни у кого в мире не встречал такого запаха.  Ребенок подождал еще немного.  Воин и не думал просыпаться.  Что можно было еще сделать для него? Инь Чжэн снова потянулся, было, за арбалетом, но в ту же секунду отдернул руку.  Нужно было сначала разжать руки Воина – руки, которые, казалось, не смогла бы разжать никакая сила в мире.  Мальчик уперся головой в грудь Воина и сильно дернул его за кисть.  Раздался слабый костяной звук.  Воин неслышно лег на спину.  Огромные мухи щекотали шею мальчика, но он не обращал на них внимания.  Слезы брызнули из его глаз.  Мальчик поднялся, сделал несколько неровных шажков назад и вновь оглядел Воина.  Здесь явно было что-то не так.  Но что? Спящий человек лежал теперь на спине и дышал, вероятно - но дышал так тихо, что ребенок не слышал его дыхания.  Ничто не нарушало гармонии, не раздражало взгляд. 
      Тогда Инь Чжэн поднял громоздкий арбалет и положил его Воину на грудь.  Посмотрел строго и назидательно: «Будешь помнить меня!» Круто повернулся и пошел прочь.  Кажется, в тот день долго искали его. 
      Сейчас Император вспомнил об этом и тихонько засмеялся, как в детстве.  Надо же быть таким дураком – не отличить мертвого от живого – думал он какие-то незначительные десять лет тому назад, вспоминая про этот случай.  Зрелость открыла ему глаза.  Воин из его детства вовсе не был мертв.  У него, как и у всех людей, имелось две бессмертные души – одна из них непременно оценила старания царственного ребенка.  Жаль только, что на Земле не осталось тела Воина – он, Шихуанди, приложил бы все усилия к тому, чтобы не дать этому великолепному телу исчезнуть с лица земли. 
     .  .  . 
      Самое главное – они были все разные, эти глиняные солдаты.  Никто не знал наверняка, сколько их оставалось под землей: Вибе предполагал – что-то около тысячи, Петер в этом вопросе полностью доверял Вибе, как и все остальные, кроме разве что русского химика.  Этот самый химик – чудила и выскочка, по имени Кир, заявлял, что терракотовых воинов под землей может быть и несколько тысяч – целая армия.  Кира никто не слушал – над его заявлениями посмеивались.  Но маленькая, с каждой неделей растущая армия и в самом деле казалась чем-то сверхъестественным: генералы, младшие офицеры, лучники, арбалетчики, колесничии – каждый из них имел собственные черты лица, собственное телосложение, даже собственный овал ушных раковин.  Ко времени приезда на место работы профессора Вибе и его людей их было уже около трех сотен – но сыскать даже двух одинаковых не представлялось возможным.  Вокруг необычной находки уже терлось полным-полно разного народу – археологов, исследователей, журналистов.  По ночам, вокруг палаточного городка, горели костры.  Никто не мешал друг другу: все занимались своим делом. 
      Уже на месте к их группе присоединилось еще два человека: какой-то доктор минерологии, «большой знаток глиняных пород» - так его отрекомендовал Вибе – и супруга самого Вибе – балерина, которую непонятно зачем принесло на раскопки.  Звали эту рыжую, зеленоглазую фурию Симона.  Профессор Вибе, видимо, не зная, чем развлечь свою богемную супругу в этих невеселых, пустынных, выжженных солнцем местах, вместо того, чтобы через несколько дней отослать ее обратно в город, решил сделать группе Хайнена непрошеный подарок – вызвал Петера и спросил, не против ли тот будет, если Симона – «она так интересуется всем старинным!» - на время станет членом его группы?
      Хайнен согласно кивнул в ответ – «ну, конечно, разумеется», но настроение у него заметно испортилось: чужие жены обычно стесняли его, семейные радости – раздражали.  На кой черт ему сдалась эта балерина среди его умных, проверенных людей, занятых тонкой, почти ювелирной работой? Но отказывать Вибе не хотелось – и легконогая Симона, стриженая под мальчика, теперь неотлучно присутствовала при работе.  Она никому не надоедала и не задавала глупых вопросов.  Один раз, правда, спросила Петера, не могли ли обнаруженные воины иметь в прошлом реальных прототипов – и Петер терпеливо объяснил ей, что в эпоху династии Цинь знатные люди готовились к погребению задолго до смерти, и что глиняные фигуры, скорее всего, имеют отношение к погребальному культу, а слеплены они талантливыми людьми – оттого все такие разные.