- А, между прочим, мне предсказывали в детстве, что я погибну в автомобильной катастрофе, между двадцатью и двадцатью тремя годами… Бабушка моя постоянно приглашала к себе ведунью, из тех, кого называют Май-Фу-Гу, – однажды спросила у ней насчет меня, ну та ей и нагадала.  А я вообще-то не очень верю в магию, хотя знакомых магов у нашей семьи до черта. 
     Чжан поинтересовался:
     - И поэтому Вы сели за руль, несмотря на предсказание?
     Она равнодушно ответила:
     - Нет, не поэтому… Просто захотела – и села, вот и все… Подумайте сами: ну какая разница – разобьюсь я в чужой машине или в своей собственной? Всю жизнь ведь пешком ходить не станешь – даже если б я и верила во всю эту чепуху. 
      Чжан напрягся как перед боем – настало время идти в наступление. 
     Стараясь говорить как можно небрежнее, он произнес:
     - В Вашей семье за последние шестьдесят-семьдесят лет часто случаются самоубийства, не так ли? – Она едва не бросила руль и поглядела на него с изумлением.  Чжан сам изумился своим словам: минуту назад он еще об этом не думал.  Он просто неожиданно понял – понял – и все тут! – что это родовое проклятье связано с прадедом девушки – моряком, который погиб…да-да, несомненно, погиб в воде… а вот дальше… дальше что-то случилось с его телом. 
     - Ваш прадед был моряком, и его тело не смогли отыскать в воде…
     Она кивнула.  Значит, правда…
     - В таких случаях, - наставительно проговорил Чжан, - следует призвать душу умершего с помощью молитв и заклинаний, а затем похоронить изготовленное из бумаги тело… Но Ваши родственники, насколько я понимаю, тоже не доверяли магии… - он почти задыхался, но не решался перевести дыхание – сейчас, сейчас она скажет: Вы мошенник, Вы узнали историю нашей семьи, а теперь пытаетесь выдать себя за колдуна, чтобы поживиться нашими деньгами и связями.  И ему нечего будет возразить: и вправду ведь похоже… Ну разве не мог предприимчивый юнец выведать про смерть деда, а потом выждать подходящий момент, предстать перед очами девушки из высокородной семьи, наговорить кучу дребедени, а за спасение от смерти потребовать… что ни говори, от таких людей, как эти, потребовать можно многое, очень многое.  Но Чжан почему-то поверила ему. 
      Чжан остановила машину у обочины и близко придвинулась к предсказателю. 
     - Ну и что?
     - А то, что душа умершего, по всей вероятности, попала во власть темных сил – и тащит под эту же власть всех, кто с нею связан - в первую очередь, кровно.  – Он сделал паузу и добавил как бы невзначай: - По этой же причине погиб Ваш брат.  И Вы тоже умрете, Чжан. . .  даже если избавитесь от своего кабриолета… – он мученически взялся за виски – эта страшная догадка осенила его только сейчас.  Да, Чжан наверняка умрет – и несчастный кабриолет тут совершенно ни при чем: она умрет, потому что должна умереть.  О Небо, разве он мог предположить это, когда полчаса назад садился в ее машину! Маг пристально посмотрел на девушку – она, бедняжка, выглядела совсем ошарашенной его словами, но изо всех сил старалась держаться этакой высокомерной придворной дамой – все-таки богачи в этом смысле не чета нищим. 
     - Все это так странно… смерть брата, эти похороны… то, что Вы сказали о прадеде… и обо мне.  – И вдруг спросила - просто, почти жалобно:
     - Вы можете мне чем-нибудь помочь? Я в долгу не останусь – вот увидите. 
     Чжан обмер: вот оно – его будущее перед ним! Вот оно – богатство, знатность, свой собственный салон магии для богатых – может быть, не один.  И взамен всего только… нет, нет! Помочь он, разумеется, сможет – теперь он понял это наверняка, но… Готов ли он пойти на подобный шаг - по существу ради денег, ради выгоды? Ведь пути назад уже не будет, и придется подчинить свою жизнь… нет, это невозможно! Справедливости ради, надо отметить: Чжан думал очень долго - никак не меньше пяти минут. 
      Он доподлинно знал, что не умрет от этого: люди, добровольно вручившие свою душу тому, кто…такие люди обычно доживают до весьма преклонных лет – нечистой силе нужны слуги на земле.  Но как это ужасно – оказаться во власти темных сил! Может быть, разбогатеешь, но богатство не будет радовать, жениться – вот, к примеру, на такой красавице, как Чжан - тоже нельзя: погубишь ее…Отныне придется жить одному, не иметь ни друзей, ни родственников и знать, что всем, кто сделается тебе близок, ты принесешь несчастья, может быть, смерть.  Но, с другой стороны…родственников ведь у него и так нет – даже неродная бабка умерла в провинции месяц назад, а жениться… да больно надо! Если есть деньги – тебя и без женитьбы полюбит любая женщина – он уже знает это: не маленький! А деньги – как они могут не радовать? Иди куда хочешь, делай что хочешь, езди на собственном автомобиле – правда, такую машину, как эта, он бы себе не купил – она вроде игрушки для богатых дамочек – а вот от новенького спортивного «Ягуара» (пару раз видел такой в городе) не отказался бы уж точно.  Чжан представил, что, если он сейчас не захочет спасти молоденькую богачку, придется выбираться из машины и уходить восвояси… а за комнату не плачено вторую неделю, и за учебу тоже не плачено, и где достать хоть немного денег – непонятно.  Да это даже ладно, пусть…
      Главное – что дальше? Чжан ведь талантливый маг – и должен заниматься магией – делать что-то другое он не хочет и не умеет.  Сейчас ему необходим этот чертов диплом мага: без него он будет выглядеть в глазах общества шарлатаном, несмотря на все свои сверхъестественные способности.  Маг без диплома – фантом, обманщик, он смотрится, по меньшей мере, дико! Ну, ладно, предположим, найдет он каким-то чудом деньги и получит диплом – а что толку? Без средств, без связей своего салона не открыть – ясно даже сумасшедшему.  Значит, грядет неминуемое возвращение в провинцию, дурная слава, нищета, смерть в безвестности… И ведь его все равно считают слугой бесов – давно, еще с детства, - что, в самом деле, может измениться в худшую сторону? В этот момент через опущенное стекло машины донесся нежный, сводящий с ума запах жареных оладьев из ячменной муки – должно быть, где-то поблизости находилась харчевня.  Как давно он не ел таких вот оладьев – ароматных, пропитанных маслом, с твердой корочкой по бокам! Этот запах и сделался последним аргументом, окончательно сломившим волю юноши.  Он решительно повернулся к Чжан:
     - Я помогу Вам… - (Она радостно посмотрела ему в зрачки).  Чжан перевел дыхание (теперь он имел на это полное право). 
     - Помогу… Но имейте в виду: я сам заплачу за это очень высокую цену.  Слушайте меня внимательно…
     .  .  . 
      Петер Хайнен, первым обнаруживший, что с освобожденной от земли армией не все в порядке, всю жизнь считал себя удачливым человеком, хотя никто из окружающих не подумал бы о том, что он так считает.  Стать археологом он решил еще задолго до школы – перерыл в поисках драгоценных камней добрую половину клумб в мюнхенском дворе!- но, так вышло, что осуществил свою мечту уже почти тридцатилетним – раньше не получилось.  Разумеется, сразу после школы он поступил на ускоренные курсы археологов при местном, только что созданном университете ( тогда была мода на все ускоренное!), а затем, уже не спеша, окончил и сам университет, но в «степи» (то есть, на раскопки) попал спустя долгих восемь лет.  Сперва помешала связанная с давней военной контузией, долгая болезнь матери, требующая почти круглосуточного его присутствия.  Затем – более скоротечная, но не менее изматывающая болезнь жены. 
      Последним помешал Томас – он остался на овдовевших, исхудавших от постоянного недосыпания, руках отца четырехлетним запущенным ребенком, привыкшим к нерегулярной еде и регулярным подзатыльникам – во время болезни бабушки, а затем – матери, никому не было до него дела.  Конечно, проще простого было бы сдать мальчишку на ценное хранение каким-нибудь родственникам, а самому отправиться, наконец, в долгожданные «степи» - вычеркнуть из памяти все, что было, может быть, приглядеть в экспедиции хорошенькую медсестричку или молодую научную сотрудницу, начать новую жизнь.  Но родственники за эти годы, проведенные у кроватей умирающих, куда-то рассеялись, прежняя жизнь постоянно напоминала о себе – неоправданной тоской, частыми мыслями о смерти, о ненужности всего-всего… Но это было не главное.  Главной причиной все-таки был сын – грубый, неуправляемый мальчик, его мальчик с белыми, растрепанными волосами и упрямым, всегда исцарапанным подбородком.  Петер промучился с ним еще два года, но затем, когда пришло неожиданное письмо от знакомого археолога – профессора Вибе – о той предполагаемой находке на юге Хакасии, не выдержал.  Он взял Томаса и уехал в Хакасские степи – сперва на месяц, потом еще на четыре.  Тогда они - с Вибе и с другими – раскопали около трех десятков могильников, но того, что искали, не нашли – может быть, того захоронения эпохи неолита и не было в этих бесприютных местах? Вибе был в отчаянии, хотя Кельнское археологическое общество и признало прочие находки экспедиции уникальными, а сам он, спустя полгода после возвращения, издал свою знаменитую книгу « Зов древних могил», тотчас ставшую бестеллером. 
      С тех пор Петер постоянно работал с Вибе и его людьми: они копали землю в Хорватии, искали останки древнегерманского города, под Франкфуртом, побывали даже в Индии – но уже не для раскопок, а с целью изучения обнаруженного местными крестьянами древнего кладбища «увечных людей» - так эту уникальную находку окрестили немецкие журналисты.  Томас, выросший « в степи», среди археологов, учился теперь в мюнхенской военной школе – интернате, скучал по отцу, умолял взять его на раскопки, и уверял в письмах, что хочет стать археологом, а не военным.  Петер оставался неумолим – нужно было получить образование, а потом уже думать о поездках « в степь».  Но в последний раз он все-таки пошел навстречу сыну, тем более, что приближались каникулы, а в летнем военном лагере мальчишка в прошлом году подхватил фолликулярную ангину – пусть уж этим летом будет на глазах.  Поэтому, получив приглашение Вибе отправиться в Китай, для работы с только что обнаруженной глиняной армией императора Цинь Шихуанди, Петер вечерним поездом поехал в Мюнхен, и уже на следующее утро с удивлением смотрел на взрослого, совсем незнакомого, на первый взгляд, мальчика - смуглого (и когда только успел загореть?), с волосами цвета высохшей степной полыни (не может быть – раньше ведь они были белыми, как ромашка), длинноногого и широкоплечего.  Томас, наоборот, узнал отца моментально, радостно спрыгнул навстречу с высокой лестницы, но всю обратную дорогу, встречаясь с ним взглядом, смущался и отводил глаза. 
     .  .  . 
      И здесь, в провинции, осыпался вишневый цвет.  Шихуанди отметил это с еле заметным внутренним сожалением.  К сожалению примешивался ничем не прикрытый ужас – еще одна весна с глаз долой, а, значит, одним годом меньше осталось ступать по серой, покрытой жесткими травами земле.  Неужели он, покоритель семи царств, не заработал своим потом и кровью такой элементарной вещи как бессмертие? Эти бессмысленные содрогания обычно вызывали приступ дерзости.  Так случилось и на этот раз.  Одна весна - что с того? У него будут еще и другие весны, много весен.  Люди глупы – им подавай бессмертие на блюдечке, словно разрезанный персик.  Нет, Шихуанди не таков - уж кто-кто, а он-то прекрасно понимает, что смерть отступает лишь перед тем, кто оставил на поверхности земли жирную, незаживающую рану.  Что по сравнению с этой раной его царства, все его победы? Земля – это люди… прежде всего люди, с которых нечего взять.  Люди – пленники: души их все равно будут принадлежать Великому Небу.