А теперь… - он оглянулся вокруг, схватил плащ гостя и швырнул ему: - А теперь – вон отсюда! Вон – пока я не вызвал стражу…
     Гость схватил свой плащ и молниеносно выскочил за дверь.  Янмин стоял оглушенный.  Несколько мгновений спустя, он бросился вслед.  Ночной холод неприятно скользнул по коже, точно лезвие тупого ножа, которым обыкновенно приоткрывают ногти мертвых.  «Этот тип и вправду был, или мне приснилось?» - Янмин ужаснулся про себя.  Улица была пуста, из сада доносился сладкий и мерзкий запах гниющих яблок. 
      .  .  . 
      - Не хотите – не верьте, только знайте, дураки – нас хотят убить, – хитро, со значением, выдал вдруг коренастый, курчавый Вепрь - самый старший и, без сомнения, самый ленивый в подразделении лучников.  Вепря, несмотря на правильные черты лица и крепкие мускулы, трудно было назвать красавцем: он обладал шаркающей походкой, к тому же, при ходьбе всегда сильно напрягал нос и переносицу – создавалось ощущение, будто он нюхает землю перед собой; скорее всего, за эту смешную черту Вепрь и получил свое прозвище. 
      Солдаты только что установили «походный дом», рассчитанный на шестерых – попросту говоря, натянули кусок грубого холста на укрепленные особым образом древесные колья - и собирались уже отходить ко сну – близнецы резались в карты с арбалетчиком из соседней палатки, Ван Вэй молча лежал и смотрел на звездное небо, отлично различимое сквозь разошедшийся шов потолка, Вепрь по привычке собирался покурить перед сном – и вдруг встрял с таким заявлением. 
     Ван Вэй тут же поднял голову и вытаращил глаза.  Близнецы переглянулись и рассмеялись.  Новичок заворочался в углу. 
     - Ты, похоже, вчера перебрал… - произнес конопатый арбалетчик из соседней палатки, по прозвищу Дырка - в- Голове, и нарочито длинно зевнул.  – Кому ты нужен – тебя убивать? Разве что собственной жене…
     Вепрь набил трубку и медленно закурил. 
     - Это же носится в воздухе, придурки… Мой двоюродный брат – он колесничий, при начальнике стражи – слышал: приехал какой-то тип из Кантона, будет ставить опыты на солдатах – это чтобы всех убить, а потом разрезать и посмотреть, что внутри у «железностаевцев»… ну, рычаг смелости, или еще что? А сам он вроде как шпион…
     - Шпион из Кантона? – перебил один из близнецов, высоко поднимая брови.  – Это ново!
     - Дурак… - снисходительно ухмыльнулся Вепрь.  – Это он сюда приехал из Кантона, а так живет за границей… Его послали посмотреть, что у нас внутри, а потом он уедет к себе и будет в ихней тупой армии всех резать и вставлять… ну, то, что достанет из тел «Железной стаи», ясно тебе?
      Новичок поднял крупную, красивую голову с ранней сединой на висках. 
     - Чушь это… Если он их армию разрежет, то страна останется без армии – какой в этом толк? Режут только мертвецов… У моего деда была небольшая лечебница, при ней, естественно, помещение для трупов.  Дед иногда вскрывал их, хотя это и было тогда запрещено законом… Говорил, что так нужно для науки. 
     Ван Вэй не выдержал и спросил:
     - А почему тогда магам не запрещено потрошить трупы?
     Новичок посмотрел на него с мягкой, как показалось Ван Вэю – снисходительной, улыбкой. 
     - Чудак… То маги – им вообще ничего не запрещено.  У меня такое ощущение, что скоро им разрешат потрошить живых – не то что мертвых. 
     И обернулся к Вепрю:
     - Вот ты говоришь, нас хотят убить… А как же Повелитель? Он что, позволит чужеземцу убить армию? Бред какой-то!
     Вепрь принялся неторопливо чистить трубку. 
     - Значит, сначала они убьют Повелителя, а потом нас – неужели непонятно?
     Один из близнецов – тот, что был ближе к Ван Вэю – вскочил на ноги, точно его подбросила оружейная пружина. 
     - Ну, этого он не дождется! Пока я жив, я растерзаю на куски всякого, кто посмеет приблизиться к Повелителю…
     Его брат хмыкнул:
     - Смотрите-ка, какой герой! А кто на учениях носил прозвище «Покалеченный стрелой», а? Наш Маленький Лун!
     «Маленький Лун» швырнул в брата куском рисовой пробки. 
     - Заткнись, пока не получил по шее!
      Братья постоянно поддразнивали друг друга, точно школьники.  Поэтому, услышав про «Покалеченного стрелой», никто не задал новых вопросов: устали смеяться.  Это была давняя история, известная всем в подразделении лучников: на учениях «Маленький Лун» по уши влюбился в дочку офицера, и своенравная красавица заставила своего «Лунчика» в знак вечной любви поцарапать стрелой плечо.  Нечастный влюбленный стал думать, как сделать царапину поглубже – чтобы любовь уж точно была вечной – и вскоре понял, что самому, без помощников, тут не обойтись.  Обращаться за помощью к брату он постеснялся – решил, что тот засмеет его за романтические выходки, недостойные настоящего воина.  Помочь Луну согласился военный служка, в чьи обязанности входило оказание мелких услуг офицерам, - веселый, слегка шепелявый коротышка, игрок и пьяница.  Однако, то ли этот бесшабашный весельчак в тот злосчастный вечер был здорово навеселе (чего влюбленный лучник, погруженный в свои чувства, не заметил), то ли просто-напросто не понял, для каких целей необходима молодому стрелку царапина на плече, однако он изобразил такое, что все подразделение просто рыдало от хохота, а «Лунчику» надолго пришлось расстаться с мечтами о встрече с возлюбленной: на плече отныне красовался иероглиф, обозначавший крайне неприличный предмет. 
      В приступе отчаяния «Маленький Лун» хотел вначале жестоко отомстить обидчику, а теперь, по прошествии двух зим в войске, - кто знает? – возможно, в душе тихо благодарил его: женитьба, как известно, никогда не украшает воина, даже если это женитьба на офицерской дочке.  Да и то сказать – мало ли женщин на свете? Воины «Железной стаи» никогда не жаловались на недостаток внимания – по крайней мере, везде, где бы ни стояло их подразделение, у молодых лучников завязывались любовные истории – столь же короткие, сколько бурные. 
     Несмотря на то, что «Маленький Лун» внешне спокойно отнесся к сообщению о готовящемся покушении на Императора, все это глубоко взволновало его.  «Лунчик» давно испытывал к Императору чувство сладкой мальчишеской влюбленности, хотя, разумеется, и не думал себе в этом признаваться. 
      Да и признаться, собственно, было сложно: в отличие от однообразной любви к женщине – тут смешивалось все – и патриотизм, и восхищение красотой и несомненным, обаятельным цинизмом своего Повелителя, и ребяческое желание непременно стать похожим на него.  «Лунчик» несколько раз видел Шихуанди вблизи, хотя ни разу не говорил с ним – просто не приходилось.  В этом отношении он завидовал брату – тот не только разговаривал с Императором, но даже был пожалован прикосновением божественных пальцев к затылку (Это случилось в Намвьете - тогда брат заметил и ловко сбил стрелой начальника вражеской разведки).  «Лунчику» было обидно до слез: он, между прочим, тоже участвовал в той вылазке и сражался ничуть не хуже брата – скромность все-таки мешала ему думать «лучше».  Просто брат был с детства везунчиком, а он – нет: еще живя под родительской крышей, «Лунчик» бывал поротым чаще и сильнее – по крайней мере, ему так казалось.  Если они оба замечали на дороге потерянную кем-то монету – она всегда доставалась брату.  Если «Лунчик» вдруг пылко влюблялся в соседскую девчонку – вскоре выяснялось, что она давно уже сохнет по его счастливому братцу.  Ничего, теперь конец унижению – «Лунчик» докажет всем и себе, чего он стоит.  Он решил, что не будет спать ночей, но непременно выследит убийц, и спасет Шихуанди, непременно.  Он представлял, как на Повелителя бросится коварный Кантонец с отравленным кинжалом, как он, «Маленький Лун», невидимо отделится от стены и преградит убийце путь.  Они будут биться долго, отчаянно, и, в конце концов, Лун одолеет противника.  Тогда спасенный Император подойдет к воину и скажет:
     - Ты – самый верный солдат мой, Лунчик, вот тебе от меня стрела с серебряным наконечником на память.  Дай поцелую тебя!
     - Ну что Вы… не надо, так на моем месте поступил бы каждый… - скромно прошепчет «Лунчик». 
      Но Император поднимет его с колен и поцелует, а потом они сделаются близкими друзьями, и будут все делать вместе - и сражаться, и упражняться в стрельбе, и, может быть, даже рассказывать друг другу о своих любовных подвигах. 
     «Лунчик» счастливо вздохнул и закрыл глаза.  Он не отозвался и притворился спящим, когда брат окликнул его. 
     В тот вечер в «походном доме» больше не было сказано ни слова о судьбе армии – дыхание смерти всегда разъединяет людей. 
     .  .  . 
      Ван Вэй не проговорился ни единым словом – а, между тем, он, несомненно, знал о готовящемся событии больше всех. 
      За четыре дня до этого разговора его посылали с донесением в соседнюю часть, находящуюся за несколько кварталов, заросших волчеягодником и диким абрикосом.  Обратно пришлось возвращаться поздно вечером, почти ночью.  Усталый Ван Вэй, чтоб сократить путь, решил идти напрямик, через кладбище Сеятелей – какой смысл тащиться два часа в обход, когда есть прямой путь? Он быстро перемахнул через низкий каменный забор и мягко спрыгнул на жирную, влажную землю.  Как раз в это время над кладбищем взошла полная луна, похожая на камешек от арбалета.  Ван Вэй сорвал веточку полыни, вышел на дорогу и, тихонько насвистывая, пошел в нужном направлении.  Иногда он из любопытства останавливался перед старым памятником, изо всех сил щурил глаза, пытаясь разобрать наполовину стершиеся буквы – можно было особенно не торопиться, все равно ведь придешь обратно раньше, чем, если б вздумал идти обычной дорогой.  Внезапно до слуха молодого лучника донесся явственный скрежет – точно кто-то часто, равномерно задевал металлом камень.  Ван Вэй, повинуясь воинской привычке, замер и весь обратился вслух. 
      Но кладбище лежало неподвижное, мертвое, жидкий, пахнущий дымом туман стелился над дальними могилами.  Нет, все было тихо.