Конечно, элита никого и никогда к себе не впускала, но ей было не жалко поделиться крошками со своего стола, недорого платя за «свежую кровь» и имитируя независимость выборов. 
     Борис это хорошо понимал, да и по наведенным справкам фигура Зари вполне отвечала интересам всех кланов, правящих на этой земле.  Так что «мутить воду» могли только заречинские группировки, которые в случае его победы несли серьезные потери.  Вот с ними-то Заре и предстояло разобраться.  Быстро и как всегда безжалостно. 
     Подержав над свечей сделанные на ладонях порезы – очистив огнем проступившую кровь, Борис зажал костяные кругляшки и загадал на врагов.  Затем тщательно встряхнул гадальные кости и, вытянув перед собой руки, разжал ладони.  Кругляшки звонко упали на стол, укладываясь черными сторонами наверх. 
     «Тьма!. .  – не удержавшись, испуганно вскрикнул Борис.  – Словно сам дьявол вышел со мной на войну… Но это же НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!»
     В гадании выпал самый неудачный расклад именуемый «ойекун», когда все кости показывают темную, сумеречную сторону, намекая на активное присутствие духов, неподвластных для вуду.  По правилам оби требовалось немедленно прервать гадание, погасить свечу и покинуть это место, предвещавшее вмешательство неведомых враждебных сил. 
     Но сегодня Борис был настолько возбужден, что решил пренебречь знамением и повторить гадание еще раз.  Он схватил початую бутылку рома и, словно очерчивая незримый круг, вылил его вокруг стола.  Затем зло полоснул бритвой по ладони, так, что кровь брызнула в стороны и покатилась на стол густыми тяжелыми каплями. 
     - Огун! - Неистово закричал Борис, шаря взглядом по воздуху, ставшему вдруг свирепым и пьяным.  - Пей ром, пей кровь, но говори мне правду!
     Борис зажал в ладонях костяшки, и, как одержимый, принялся молотить сцепленными руками по столу.  Свеча дрогнула и сорвалась вниз, предвещая гадавшему падение а, возможно, и смерть. 
     Ром вспыхнул вокруг стола неожиданно весело и задорно, словно был пролит не алкоголь, а бензин.  Не прошло и мгновения, как языки пламени проворно лизнули Борису ноги, заставляя его опомниться от охватившего ужасного наваждения. 
     - Огонь!
     Во все горло закричал Борис и бросился бежать из полыхающей комнаты.  У порога он споткнулся и, падая, со всего маху ударился головой о край стола. 
     – Пожар…
     Дальше, как в тяжелом навязчивом сне, привиделись вбегавшие с огнетушителями охранники и длинные, словно змеи, крутящиеся струи воды.  Борис почувствовал, как с него сбили пламя и стали выносить из задымленной полуобгоревшей комнаты.  Он беспомощно сопротивлялся, пытаясь орать на тупых телохранителей, а взамен выходило лишь бессвязное мычание да пробегавшие по телу жалкие судороги. 
     «Только бы узнать, какой теперь выпал расклад… Огун наверняка показал правду…» - мелькнуло в голове Бориса.  Он еще раз попытался сосредоточиться и осмотреться вокруг, но окружающая реальность ускользала и таяла, как гаснут искры в подступавшей со всех сторон непроглядной тьме…
     
     
     Глава 20.  Зачем ворошить прошлое
     
     В редакции Заваляев встретил Ивана с чрезвычайным радушием: без промедления пригласил в кабинет, усадил за стол, сам налил кофе и даже плеснул в него армянского коньяка.  Затем привычным редакторским взглядом пробежал статью по диагонали и, затянувшись сигаретой, умиленно закатил глаза:
     - Хорошо! Ты, Ванечка, ей Богу угадал мое журналистское кредо.  – Тараканыч взмахнул сигаретой, словно дирижерской палочкой и процитировал собственный «символ веры».  – Журналист должен так писать, чтобы словам в статье было тесно, а мыслям – тошно! И чтобы наш гребанный читатель был виновен перед Господом Богом уже за то, что его глаза коснулись этих строк! Как минимум в глубине души он должен чувствовать себя соучастником, а еще лучше, чтобы пошел в милицию и чистосердечно признался в преступлении, которое не совершал. . . 
     Храмов недоверчиво покосился на расплывшееся в блаженной улыбке лицо главного редактора и подумал, почему шефа так «словесно пронесло».  Однако постарался скрыть терзающее его волнение и выглядеть как можно простодушнее:
     - Вам, Петр Тарасович, на самом деле понравилось? Или снова в ход пошли комсомольские шутки?
     - Ага, - хмыкнул Заваляев и вытащил из выдвижного ящика стопки.  – Давай-ка, дружочек, коньячку не по-детски жахнем! Чтобы не только складывалось удачно, но и не закончилось плачевно, как строительство коммунизма в СССР!
     Иван залпом выпил коньяк и, наблюдая, с каким оживлением Тараканыч наливал «по второй», решил спросить напрямую:
     - Значит, после моей статьи у нас могут возникнуть осложнения?
      - Да ты что? Какие осложнения? У тебя написано о совершенно безобидных вещах!
     Петр Тарасович по-гусарски выпил второй стопарь, и тут же наполнил его по новой. 
     - Подумаешь, маниакальная заведующая образованием держит своего внебрачного уродца как звереныша в подвале, а потом устраивает ему бесплатный крематорий.  Вдобавок еще подуськивает участкового подставить и забить до полусмерти подростка.  Да, наверняка будет решение суда и семью несчастного «поручика Голицына» обяжут компенсировать погибшее при пожаре имущество.  Что в этом особенного? Просто шалости районного разлива! Или, как сказали бы во времена моей комсомольской юности: «Звериный оскал прогнившего капитализма». 
     - Стало быть, мой материал в газету не подойдет? – не скрывая раздражения, уточнил Храмов. 
     - Еще как подойдет! – Заваляев дружелюбно похлопал журналиста по плечу и, подражая священнику на службе, затянул басом.  - Это же не статья про невинно убиенного Великаго князя Михаила Александровича Романова, никому на хер не нужная!
     Иван непроизвольно улыбнулся, хотя шутка главного редактора была не только неуместной, но и гнусной.  Ничего не отвечая, он поднял стопку и проглотил коньяк, даже не почувствовав его вкус. 
     - Не сумневайся, напечатаем.  Причем, как горячую новость номера, на ПЕРВОЙ полосе! – Заваляев подлил коньяка и спокойно пояснил.  – Знаешь, за долгие годы четко для себя уяснил, что журналисту надо бояться не судов и разборок. 
     - Тогда чего же? Присланных на разборки «быков», милицейских «накатов» или ответной травли в других «независимых» СМИ?
     - Нет, дружочек, все это далеко не самое страшное, - Заваляев подхватил стопку толстыми, как сардельки, пальцами и покровительственно кивнул головой.  - Куда страшнее быть утром в газете, а вечером оказаться в клозете.  Поверь, для журналиста плачевнее ничего придумать не возможно!
     Иван ликовал.  Отправляясь в редакцию, даже в самых смелых мечтах не мог представить, что все может сложиться так удачно.  И теперь, привлекая внимание общественности, он получает для своей борьбы неоспоримые козыри. 
     - Спасибо, Петр Тарасович! – Иван встал из-за стола и с охотностью протянул для прощания руку. 
     Тараканыч охотно сдавил ее своей огромной ладонью и, потянув на себя Ивана, заглянул ему в глаза:
     - Ты еще интересуешься обстоятельствами смерти отца? – Заваляев сунул Ивану аккуратно сложенный бумажный лист.  - Так вот, я тут кое-какой адресочек нарыл.  Сходи, поинтересуйся.  Может, чего узнаешь… Тогда и поблагодаришь!
     
     ***
     В записке был указан домашний адрес бывшей отцовской секретарши, которую Иван смутно припоминал в образе добродушной «тети Нины», стряпающей к праздникам вкусные пироги с садовыми ягодами. 
     Вот и ее пятиэтажка с ухоженным двором, белеными известкой клумбами, неразбитыми скамеечками - последним оплотом угасающего поколения строителей коммунизма. 
      На окнах не было решеток, а двери в подъезд все еще сохраняли старомодную первозданность и служили исключительно для защиты от непогоды, а не для ограждения от непрошеных гостей.  Храмов удивился, как жильцы не поддались всеобщей моде и не поставили на вход громоздкие железные коробки с постоянно заклинивающими стальными замками. 
     Второй подъезд, второй этаж, квартира девятнадцать, с балконом, выходящим на сонный двор.  Звонок в старую дверь, обитую коричневым кожзаменителем, как раз по моде восьмидесятых. 
     Когда за дверью послышались тяжелые неторопливые шаги, Иван почувствовал, как бешено заколотилось в груди сердце и от волнения пошла кругом голова. 
     - Ванечка! Да ты стал настоящим мужчиной, красавцем! – радостно воскликнула тетя Нина, все такая же обаятельная и домашняя, только постаревшая и сгорбившаяся от пройденных лет.  – Как хорошо, что ты наконец-то пришел!
     - Здравствуйте, Нина Петровна, - Иван обнял пенсионерку и как ребенок расцеловал ее в щеки.  – Я бы давно пришел, но вы с прежней квартиры переехали.  А разыскивать вас специально я не решился. 
     - Не беда! Если судьбе угодно дать людям встретиться, то они рано или поздно обязательно повстречают друг друга! – Нина Петровна предложила пройти на кухню, где уже дожидался чай и свежеиспеченный яблочный пирог. 
     «Неужели Заваляев подговорил ее участвовать в очередных нечистоплотных интригах? – с досадой подумал Иван.