- Ну и хрен с тобой, королек многоразовый! Иди себе на шпилечках, пока ноги варикоз не разъел! Крути задницей, пока она не разрослась и не сожрала тебя без остатка!»
     Петр Тарасович подошел к сработанному в античном стиле с колоннами крыльцу клуба «Мефисто», где до революции располагалось «благородное собрание».  Над входом был вывешен застывший в учтивом поклоне Мефистофель-джокер, а чуть ниже надпись «Добро пожаловать.  Здесь балом правит Сатана!»
     Заваляев посмотрел на глумливую рожу черта и усмехнулся: «Как икону при храме вывесили, хоть крестись! Только бы знать, как черту потребно крестится…»
     
     
     Глава 23.  Ступени в пропасть
     
     Весть о смерти Арсения Голицына застала Ивана врасплох, и еще больше его удивила та поспешность, с какой были организованы быстрые и незаметные похороны. 
     - Представляете, только умер, и сразу же хоронят… гады! – прибежавший к Храмову Олег Вьюгин с трудом сдерживал рыдания, отчего слова клокотали, как у раненного в грудь. 
     - Что же родители? Ты их видел? – Иван протянул мальчику стакан с водой. 
     - Трясутся, как мыши… - Олег пытался сделать глоток, но руки тряслись, расплескивая воду на одежду.  – Арсика насмерть забили, а потом в окно выбросили, чтобы замести следы.  Как будто бы он сам убился…
     - Самоубийство все спишет.  - Иван вспомнил, как три с половиной года назад в Немирове ритуально убитых подростков тоже объявили самоубийцами и закрыли уголовное дело.  – Для них это лучший выход.  При самоубийстве никакого расследования не требуется.  Да и наказывать никого не надо.  Разве что родителей Голицына. 
     - Вот они и согласились помалкивать! – мальчик поставил на стол наполовину расплесканный стакан.  – Еще им похороны оплатили.  Батя Арсика проговорился… Ненавижу!
     - Возьми себя в руки, - Иван подошел к подростку и с силой сжал его плечи.  – Мы обязательно должны быть там… на кладбище… чтобы проводить с честью… он это заслужил!
     - А смерть он тоже заслужил? – в ответ закричал Вьюгин, стараясь вырваться из рук Ивана.  – Мы ничего плохого никому не делали.  Никогда! Просто нам нравилось танцевать с огнем! А они взяли и убили Арсика… суки! На кладбище я скажу все им в лицо!
     - Нет, ты это ни в коем случае не сделаешь! - Иван жестко посмотрел мальчику в глаза.  - Олег, ты должен стать взрослым и больше не верить тому, что ты видишь и слышишь.  Потому что здесь все окружает нас правдоподобною ложью.  Теперь важно никому не доверять.  Ни о чем не говори даже с его родителями!
     Храмов пытался найти верные слова, чтобы донести до подростка опасность, нависшую над его жизнью. 
     - Понимаешь, убийцы твоих слов не испугаются, но начнут заметать следы.  Тогда ты сам окажешься под ударом.  Понял?! Или ты хочешь сам оказаться на месте Арсения?
     - Я не боюсь! – с вызовом закричал мальчик.  – Пусть убивают!
     - А как же твои родители, мама и папа? – Иван испытующе посмотрел в глаза подростка и тот не выдержал взгляда и заплакал.  – Ты хочешь, чтобы и они через такое же прошли?
     Олег отрицательно покачал головой и отвернулся к стене. 
     - Похороны во сколько? – прерывая тягостное молчание, наконец, спросил Храмов. 
     - Через два часа, - буркнул Олег и снова вытер ладонями глаза. 
     - Тогда надо выходить.  Но сначала сходи, умойся.  Слезы - только для самых близких, враги их видеть не должны!
     
     ***
     На кладбищем моросил мелкий дождь, еле заметный, но по-октябрьски ледяной, от чего даже дыхание становилось сырым и озябшим.  И ни малейшего просвета на небе, даже намека на то, что этот дождь может пролиться на землю до последних капель…
     Возле загодя вырытой могилы и уже оплывшей от влаги, стояли, неловко пряча друг от друга глаза, родственники Голицыных.  Чуть поодаль, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно понятые, наблюдали за происходящим нанятые для похорон рабочие РЭМПа. 
     Отец Арсения, потерянно разглядывая гроб, вспоминал, как некогда мастерил долгожданному сыну детскую кроватку.  Мать растерянно теребила в руках носовой платочек и, пожимая плечами, невпопад роняла фразы:
      - Ведь только на зиму новый пуховик купили… теплый такой, финский… даже не поносил… Арсеньюшку еще в церкви отпеть хотели, но батюшка отказал… Самоубийц-то в церкви не отпевают… Как же ему теперь быть…
     Промокшие под дождем и замерзшие родственники говорить ничего не стали.  Кто-то из них подал рабочим знак, что пора опускать гроб. 
     РЭМПовские работники оживились и, ловко подхватив веревки, потащили гроб к склизкой глинистой яме.  Потом подхватили лопаты и, не дожидаясь, когда прощавшиеся кинут на гроб свою горсть земли, принялись закидывать могилу склизкой глиной. 
     - Ну, вот и все.  Пусть тебе земля будет пухом! – сказала полноватая женщина, по-видимому, тетка Арсения, а затем по-хозяйски обратилась к Храмову. 
     - Вас, говорят, от школы прислали?
     - Нет, я пришел сам. 
     - Значит, так… - женщина на мгновение задумалась, но тут же переспросила.  – Я-то думала, у вас какое-то еще поручение.  Но да ладно.  На поминки поедете? В столовой уже все накрыто. 
     - Нет.  Мы с Олегом еще хотим здесь побыть.  Попрощаться с Арсением. 
     - Так не делается! – решительно возразила женщина.  – От свежей могилы надо уходить сразу всем. 
     - А мы все-таки останемся, - возразил Иван, замечая, как глаза Олега светятся благодарностью. 
     - Того и гляди, так беду на нас накличете!
     - Не волнуйтесь, отправляйтесь в столовую, распоряжайтесь поминками, - спокойно ответил Храмов.  – С вами ничего не случится. 
     - Нехорошо людскими правилами пренебрегать! – тетка зло посмотрела на Храмова и погрозила ему пальцем.  - Вы, молодой человек, слишком многое на себя берете!
     Она решительно развернулась и, поправляя на голове съехавший черный платок, поспешила в стоящий возле обочины похоронный ПАЗик. 
     Проводив автобус взглядом, Иван вытащил из кармана купленную по дороге водку в стеклянной фляжке, скрутил винтовую пробку и большими глотками сразу отпил до половины.  Дождавшись, когда Олег сделал пару глотков, Иван взял фляжку назад и вылил водку на могилу Арсения. 
     - Помянем Арсения, - Иван посмотрел в плачущие глаза Вьюгина и, вытащив из кармана диктофон, положил его на край свежей могилы.  Из хриплого динамика послышалась песня Ветринского о том, как у нас убивают и хоронят наивных и чистых сердцем мальчиков. 
     Я не знаю, зачем и кому это нужно,
     Кто послал их на смерть недрожащей рукой,
     Только так беспощадно, так зло и ненужно
     Опустили их в вечный покой. . . 
     Закидали их елками, замесили их грязью
     И пошли по домам под шумок толковать,
     Что пора положить бы конец безобразию,
     Что и так уже скоро мы начнем голодать. 
     И никто не додумался просто встать на колени
     И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
     Даже светлые подвиги - это только ступени
     В бесконечные пропасти к недоступной весне…
     - Совсем как молитва… - еле слышно прошептал Вьюгин, ласково гладя плиту из мраморной крошки.  – Хорошо, что мы не поехали со всеми… Я так этого не хотел и даже боялся…
     - Смерть Арсения им просто так с рук не сойдет, ты уж мне поверь! Видит Бог, мы поквитаемся. 
     - Я верю, - согласно кивнул Олег и, заплакав, прижался щекой к мокрому памятнику. 
      - Сегодня вечером выйдет газета, - Иван сжал кулаки.