­- Отнимите вульгарность у порока – и порок лишится половины заложенного в нем зла. 
     ­- Я не оправдываю ни в коем случае злодеяния бандитов.  Но, поверьте, Эмма Смит не стоит ваших волнений.  В одной из вчерашних газет была статья относительно жизни и смерти Смит.  Она была дурной особой и заслуживает скорее порицания, чем сострадания. 
     ­- Она была подданной королевы Великобритании, и законы должны бы охранять ее так же, как и нас с вами.  Не зря Берк говорил: плохие законы – худший вид тирании. 
     ­- Тише, друг мой.  Вы же ни бунтарь.  Объясните, что на вас нашло?
     ­- Признаюсь, я даже сам не понимаю, отчего жалею Эмму Смит.  Какой бы не был человек, он не может быть абсолютно плохим.  Я нисколько не осуждаю Смит.  Ведь она выбрала это ремесло не из прихоти, а по нужде, а значит, и винить ее не в чем. 
     ­- Хорошая женщина не станет бросать своего мужа и детей. 
     ­- Это еще спорный вопрос, кто кого бросил.  То, что пишут журналисты, не всегда соответствует действительности.  Знаете, мистер Киллен, мне кажется, я где-то видел эту женщину.  Нет-нет, не ухмыляйтесь, я не хожу в такие заведения, в которых бывала эта особа.  Просто лицо ее чрезвычайно знакомо.  Не подумайте обо мне плохо, но я, кажется, видел ее несколько дней назад во сне. 
     ­- Мистер Джекобсон, только не говорите, что эта аморальная женщина была объектом ваших снов. 
     ­- Нет, вы не понимаете, я не грезил ею, а видел все то зло, которое с ней произойдет. 
     ­- Дар предвидения во сне?
     ­- Точно не знаю. 
     ­- Будьте осторожны, воображение может сыграть с человеком злую шутку. 
     ­- Ну, Бог с ней и с моим сном тоже.  Вероятно, вы правы, и я просто расстроился сообщением об убийстве и начал придумывать себе всякие небылицы. 
     ­- Мистер Джекобсон, я никогда прежде не интересовался вашей личной жизнью.  Позвольте мне спросить, вы женаты?
     ­- Не имел несчастья. 
     ­- О-о, в таком случае мне все ясно. 
     ­- Ну, что вам ясно, мистер Киллен? Прекратите смотреть на меня как на зануду.  Я не женился по двум простым причинам: не люблю слушать женские жалобы и исполнять их прихоти. 
     ­- Будь вы женатым, мистер Джекобсон, то ваша дражайшая половина непременно завладела бы и вашими снами, тогда вам не снились бы всякие дамочки с парапета. 
     ­- Покорнейше благодарю за совет.  Однако вынужден отклонить его.  Мне и так хорошо живется, и я не думал накинуть себе на шею эту петлю адского рая. 
     ­- Смею заверить вас, что от этого никто не застрахован. 
     ­- Мой разум подстрахует меня. 
     ­- Он-то больше всего и страдает от женских прелестей. 
     ­- Пусть меня утопят в Темзе, повесив камень на шею, но под венец я не поведу ни одну благоверную.  Этому не быть! Никогда!
     
      * * *
     
     Жизнь Марты Уайт не сложилась.  Она была дочерью кладовщика Чарльза Сэмюэла Уайта, третьим ребенком из пяти детей.  Родители ее расстались, когда ей было шестнадцать лет.  Детство Марты было трудным, но она не жаловалась.  У нее был веселый нрав и неиссякаемая энергия.  Она легко могла заразить веселостью окружающих, и, пожалуй, за эту черту ее полюбил упаковщик мебели Генри Табрам.  Они обвенчались в самое Рождество, считая этот день благополучным для брачного союза.  Сперва они жили на Плисант-плейс, затем переехали на Маршал-стрит.  Жизнь их была вполне благоустроенной, вот только постоянные попойки жены сильно нервировали Табрама.  Их младшему сыну было три года, когда отношения между супругами настолько обострились, что брак распался.  Первый год Табрам выплачивал Марте алименты, ну а потом, узнав, что ее посещают другие мужчины, перестал оказывать ей всяческую финансовую поддержку. 
     К этому времени Марта уже встречалась с плотником по имени Генри Турнер.  Это был молодой, низкорослый человек, неряшливый и нелицеприятный.  Однако его внешность ничуть не интересовала Марту.  Для нее главным был доход нового ухажера.  Все заработанные деньги он отдавал своей сожительнице.  Она растрачивала все на выпивку, и это становилось предметом их постоянных ссор.  Они не раз переселялись с квартиры на квартиру, а однажды даже съехали, не заплатив ренты.  Вскоре Турнер лишился постоянной работы и вынужден был продавать безделушки на улице.  Сожители расстались, и Турнер поселился в "Доме для рабочих Виктории" на Коммерсиал-стрит, а Марта наняла комнату на Джордж-стрит, на одной из самых бедных улиц Лондона.  Она изначально торговала всякими безделушками, иголками, нитками, лентами и булавками, однако все, что зарабатывала, тратила на алкоголь.  В конце концов, случилось так, что Марта пропила все свои деньги и не могла возобновить торговлю.  Тогда-то ей и пришла в голову мысль торговать своим телом.  Девичья красота ее ушла с рождением детей, она пополнела в бедрах и стала пухлой женщиной.  Однако, несмотря на изменения в облике, веселый нрав и шутливый говор Марты ничуть не изменился.  Хохотушку-толстушку полюбили, у нее появились свои поклонники, специально искавшие ее общества. 
     Генри Турнер встретил Марту в начале августа и, узнав о ее положении, дал денег, чтобы она могла возобновить торговлю безделушками.  Однако она не собиралась возвращаться к торгу и как всегда потратила деньги не по назначению. 
     Спустя два дня после этой встречи Марта вместе со своей подругой Мэри Энн Коннели, которая была известна как "Перли Полл", вышла на промысел.  Они прошлись до знакомого трактира "Два пивовара" и зацепили там двух гвардейцев-гренадеров – рядового и капрала.  Обошли с ними несколько трактиров, и последним оказался "Белый лебедь" на Уайтчепел-стрит.