Я выгребла бумажки и монеты, положив их в вазу, и с любовью рассмотрела уже свою вещь.  Шкатулка была из темного дерева, с маленькими резными ножками и ажурной резьбой по краям крышки, на которой мастер сделал невероятной красоты надпись завитыми буквами.  "И это пройдет".  Я не сомневалась, что шкатулка сделана на заказ.  Но интересно, почему Марго решила хранить деньги под Цезаревой фразой? Что она думала, поднимая эту крышку? Было это сарказмом в отношении материальных ценностей мира сего или поводом задуматься о возможной потере таланта рисовать немыслимые картины? Об этом мне спрашивать не хотелось.  Шкатулка перекочевала в сумку, заботливо обернутая носовым платком -- в моей авоське, как ее называли из-за великой вместительности, постоянно валялись ключи, ручки, пилки для ногтей и множество других предметов, способных поцарапать тонкую корочку лака. 
      Из кухни донесся виноватый голос:
      -- Ой, Вик, а ты-то есть будешь?
      Хорошо, что хоть вообще спросила. 
      -- Нет, спасибо. 
      Я решила скоротать время самым лучшим в этой квартире способом и подошла к дальней комнате.  Взявшись за кругляш ручки, я повернула ее, но дверь не открылась. 
      -- Марго!
      -- А?
      -- Почему твоя мастерская закрыта?
      Паркет заскрипел в такт легким шагам, и из-за угла показалось лицо Марго. 
      -- Потому что я не хочу, чтобы ты туда заходила, -- весело сказала она.  -- Пошли лучше на кухню. 
      Ох не понравилась мне ее таинственная веселость!
      -- У тебя там голый натурщик что ли? -- съязвила я, садясь рядом с Марго на резной стул у кухонного стола. 
      Она даже не подняла глаза, чтобы парировать, ковыряясь вилкой в пластиковом контейнере.  Ее кротость настораживала неестественностью, а размеренное пережевывание доводило меня до исступления.  Я уж собралась встряхнуть ее, но художница отодвинула еду и, уронив подбородок в ладони, ответила:
      -- Ты же знаешь, я не пишу с натуры. 
      -- Тогда что?
      -- Картины, -- вздохнула Марго и потянулась к пачке сигарет.  -- Незаконченные. 
      Мы выпили вина, выкурили по сигарете в полнейшей тишине, которая меня удивляла и тревожила все больше.  Я не пыталась расспрашивать -- Марго была из тех людей, которые болтают без умолку, рассказывая все подряд -- и если сейчас она молчит, значит на то имеются веские причины.  Маргарита всегда была душой компании, компенсируя мою наблюдательную сдержанность, задумчивость постоянно витавшей в облаках Яны и серьезность интеллектуалки Крис.  Обладая невероятной величественной красотой и неподражаемой манерой вести разговор, словно опутывая собеседника паутиной, она легко получала самых сладких мальчиков.  Поэтому видеть ее поникшей, отрешенно накручивающей на палец свой локон, было, мягко скажем, непривычно.  Наконец, она выдавила несколько слов:
      -- Вик, переночуй сегодня здесь, ладно?
      Вино пошло у меня через нос.  Откашлявшись, я вытерлась заботливо протянутым полотенцем и спросила:
      -- Что? Здесь?
      -- Нет, блин, я тебе за дверью у порога постелю. 
      Ее обиженный тон смутил меня не меньше, чем просьба. 
      -- Марго, что с тобой?
      -- Ничего, -- отрезала она.  -- Полнолуние.  Я постелю тебе на диване. 
      Она ушла возиться с постельным бельем, а я, ошарашенная, не зная что и думать, осталась на кухне наедине с пластиковыми контейнерами от готовых обедов и пустой бутылкой вина.  Хорошо, что на дне моего бокала еще плескалась рубиновая жидкость. 
     
      ***
     
      Она стояла посреди магистрали, по которой в обе стороны неслись автомобили.  Потоку машин не было конца, и Она не знала, как сделать шаг: вперед, назад -- неважно.  Над серой лентой асфальта висела прозрачной пеленой выхлопных газов сама Смерть.  Она увидела вдалеке среди разномастной толпы железных коней красную "Тойоту".  Машина приближалась, как рассвет, пылающая и неизбежная.  Время внезапно замедлило бег, растянувшись жевательной резинкой вдоль пространства.  Как в замедленной съемке "Тойота" поравнялась с Ней.  Молодой красивый парень бросил на Нее карий умиротворенный взгляд и. . .  вспыхнул, словно бумага.  Не было ни крика, ни ужаса в его распахнутых глазах.  "Тойота" остановилась, сгорая спичечным коробком, став преградой следующей машине.  Десятку машин.  Грохот раскатился в воздухе, мириады вращающихся, поднятых вверх колес закружились, обрушивая беспомощные груды металла на проезжавшие мимо автомобили.  Она стояла в центре катастрофы не в силах выдавить из онемевшего горла ни звука.  Зарево полоскало по глазам светом, кружило вокруг, но не касалось Ее.  Она зажмурилась и увидела сквозь закрытые веки глаза.  Огромные черные глаза, не мигая и улыбаясь, смотрели на Нее.  Они стали уменьшаться, освобождая место для искривленного в довольном своим могуществом оскале рта.  Через мгновение перед Ней высилось пылающее существо, в каждом миллиметре вытянутого силуэта которого было подчеркнуто уродство бесформенности.  Оно беззвучно смеялось. 
     
      Маргарита проснулась словно от удушья ядовитым газом и испуганно огляделась.  Она сидела на скомканной кровати, а будильник с тумбочки мерно отстукивал минуты шестого часа утра. 
      -- Черт возьми, -- прошептала она и вытерла выступившие слезы. 
      Немного отдышавшись, Марго вскочила с постели и набросила халат.  Она прошлась по квартире, достала из холодильника бутылку вина и зашла в мастерскую, заперев за собой дверь.  Как только щелкнул замок, Марго вздохнула свободно, казалось, ужас, пропитавший мысли во время сна, остался за порогом.  Она ощутила себя в безопасности среди холстов.  Однако, одновременно со спокойствием пришло другое чувство -- чувство острой необходимости завершить начатое дело.  Взгляд остановился в дальнем углу комнаты, где стопкой лежали несколько завернутых в бумагу картин.  Одну за другой она разворачивала их дрожащими от нетерпения руками и расставляла вдоль стен.  Когда все двенадцать полотен выстроились в ряд, она оглядела собрание, составляющее целый год ее жизни.  Три из них не были закончены.  Глядя на череду проклятых ею картин, Марго почувствовала нестерпимый зуд ладоней, жаждущих прикосновения к кистям, бурные волны творчества поднимались из груди, притягивая к одному из эскизов, как к берегу.  Не колеблясь более ни минуты, она укрепила этот холст на треножнике, приготовила кисти и сделала пару мазков. 
     
      ***
     
      Я проснулась в девять утра, что было почти подвигом.  Обычно мое ленивое тело не поднимешь с кровати раньше десяти - одиннадцати.