Один принадлежал Наташке Григорьевой, а второй Кате Снигиревой, той самой круглой отличнице, которая с первого класса шла на золотую медаль. 
     — Любка, слазь, угоришь! Ты не собираешься встречать Новый год с нами?!
     Любка заинтересованно повернула голову, сползла с полки, присаживаясь рядом на ступеньку, облилась ковшиком холодной воды. 
     — В смысле, как с вами? Вы разве не дома? Где это — с вами?
     Наташка изумленно приподняла брови, округлив глаза. 
     — Так в клубе же собираемся! На втором этаже, где регистрируют молодоженов.  Все… Кроме Ленки Сабуровой и Ленки Решетниковой.  Ну, еще Таня Веденеева, возможно, будет у себя дома, все же у нее сестра приехала… Но вообще-то сначала она тоже хотела с нами.  А Валя Иволгина и Надя Бушуева собирались прийти. 
     — Хи-хи-хи, — тоненько захихикала Катька.  — И ходить никуда не надо, разбились по парам и переженились!
     — А мне никто ничего не говорил! — заинтересованно протянула Любка, нахмурившись. 
     — А ты куда пропала-то? — Катька повела плечом.  — Мы вчера целый день решали, кто что принесет.  Ребята уже вино купили и шампанское.  Яблочное.  И газировки.  И даже торты.  Вот!
     — Я это… Мы переехали в новый дом.  А какие ребята? — заинтересовалась Любка. 
     — Да все… наши… Игорь, Саня… Как обычно.  Ну, мы, мы там будем!
     — Они деньги собрали на вино, на шампанское, на торты.  Привезли из райцентра на машине дяди Игната.  А мы должны, кто что сможет, что-то на стол.  Девчонки с утра салаты готовят. 
     — А кто разрешил? — изумилась Любка. 
     — Ха! Ромка! — все же, у Катьки был слишком писклявый голос.  — Еще Виталик будет и несколько одноклассниц Ромы.  Вообще-то, это они решили собраться, чтобы отметить вечер встречи, а раз Новый год, сказали, что чем больше народу, тем лучше. 
     Ромка… или Роман Егорович, Наташкин двоюродный брат, учился в одном классе с Сережей.  В прошлом году они окончили школу.  Рому в армию не взяли, зато он поступил заочно на режиссера в Московский театральный институт.  Об этом все знали.  Все праздники в клубе давно готовились под его руководством и по его сценариям.  Дискотеки проводил он же, собирая музыку отовсюду.  И ансамбль при доме культуры существовал благодаря ему.  Егор Иванович, физик, отец Ромки и Витальки, считался заслуженным учителем, и даже ездил принимать экзамены в институте.  Его давно переманивали, но он не уезжал, что было немного странно.  Сразу по окончании школы Ромка, а теперь уже Роман Егорович, стал работать в доме культуры официально, а на первое октября его назначили директором. 
     Теперь в клубе было весело, постоянно проводились какие-то вечера, клуб работал почти каждый день до одиннадцати часов, а в пятницу и в субботу до двух или даже до трех часов ночи, если народу было много.  И сразу после этого Виталька, который пока учился в девятом классе, стал ди-джеем.  Возле его стола с магнитофоном и огромными колонками постоянно толпилась молодежь.  Он тоже выступал в ансамбле, в котором играл на гитаре и пел Мишка Яшин, имя которого Любка боялась произносить вслух, чтобы не дай Бог не догадались, что она о нем думает.  Голос у нее почему-то срывался, дышать становилось тяжело.  А если будет Виталька, то и Мишка придет, они всегда и везде шлялись вместе. 
     Не хватало только, чтобы ее еще и из клуба выставили на глазах у Мишки…
     — А нас возьмут? — засомневалась Любка. 
     — Ну… Если все там будут… Новый год же!
     — Только надо будет выйти и подождать на улице, пока все разойдутся.  Чтобы чужие ушли, а то набегут!
     — Пароль: «Вы, случайно, не дед Мороз?» Ответ: «Нет, я снегурочка!».  И заходить не с центрального входа, а с обратной стороны.  Центральный вход закроют. 
     — Интересно, а парням так же надо отвечать? — Катька снова противно захихикала. 
     Ничего смешного в ее вопросе Любка не увидела.  Понятно, что их не спросят. 
     — У них свои пароли, — Наташка легонько стукнула ее по голове, но не удержалась и захихикала тоже. 
     Задумавшись о своем, Любка поддала жару.  Значит, и газировки у нее будет много. 
     Это что же за день такой? Зря она так мало загадала… Не иначе, волшебники были где-то поблизости.  Такой ответственный момент… Как будто собиралась ступить на запретную территорию… Любка еще никогда не справляла праздники с взрослыми школьниками и… ребятами и девушками, которые теперь учились кто где или работали. 
     — С ума сошла! — взвизгнули в голос Наташка и Катька, пулей вылетев из парной, закрывая лица руками. 
     Любка проводила их взглядом…
     
     Конечно, вместе веселее.  Дома тоже неплохо, но в большинстве семей радостный праздник быстро становился печальной драмой, почти как у Любки.  Кого ни возьми, у каждого в доме были какие-то проблемы, как у Инги.  Только все это тщательно скрывалось и выходило на поверхность, только когда посторонний смотрел на жизнь глазами дома.  У кого-то умерла мать, а отец привел мачеху.  Как у Вовки.  У кого-то мать гуляла так, что могла при живом муже привести хахаля, и лечь с ним спать, не стесняясь ни детей, ни того же мужа, который валялся в стельку пьяный.  Как у Ваньки.  У кого-то была мания величия, у кого-то наоборот, сильно заниженная самооценка, кто-то хватался за ремень по любому поводу, кто-то паскудно учил пакостить, приучая брать все, что плохо лежит, а кто-то просто спаивал, потому что поесть в доме, кроме браги, было нечего. 
     Там, дома, была одна жизнь, а когда собирались — другая. 
     И для многих эта другая жизнь была отдушиной, когда они могли дышать…
     Взять, к примеру, Катькину мать… — зверюга страшная! Хуже, чем ее мать.  Иной раз она врывалась в избу Наташки, при всех хватала Катьку за длинные волосы и волокла домой, угрожая всем милицией.  Завидев ее мать из окна, Катьке кричали «шухер», и она пряталась в подполье или лезла под кровать.  Но под кроватью мать ее обычно находила сразу же, будто чувствовала носом.