Запертое внутри, оно разъедало и разрушало ее основу — и тогда мать срывалась, вымещая на нее свою скорбь. 
     Но теперь Любка знала, это Голлем боролся с матерью, пытаясь забрать того, кого она любила больше всего на свете.  И не могла позволить ему проглотить их обоих. 
     — Не знаю… Ну ты-то ладно, а вот Николка… — мать болезненно сжалась.  — Ну не могу я, не могу! — последние слова ее вырвались из груди, как мольба. 
     — Мама, я понимаю, — всхлипнула Любка.  — Я все-все понимаю… Ну потерпи, миленькая, ну потерпи! Я же вырасту! И Николка… Мы выпутаемся, вместе мы сможем…
     — Дождешься от вас! — мать разом пришла в себя.  Она вдруг перестала себя жалеть, как будто тот, кто держал ее только что, потерял над нею власть.  — Дома печка не топлена, картошка опять уж, наверное, замерзла, как в прошлый раз, — голос ее был так спокоен, что Любка невольно обратила на это внимание.  — Ты завтра, пока на работе будет, сходи, истопи, — попросила она и досадливо махнула рукой.  — Или лучше я сама, а ты покарауль его.  Если выползет из кочегарки, предупредишь. 
     Любка согласно кивнула, думая о чем-то своем. 
     — Как же нам от этой скотины-то избавится? — скрипнула зубами мать.  — Как-то бы отравить эту образину, или связать и зарезать, как свинью!
     Любка засмеялась, мать повторила ее мысль из слова в слово. 
     — Я помогу, — согласилась она. 
     — Хм, думаешь это так просто убить человека?! — горько поделилась мать.  — Я бы давно убила, если бы могла.  Он не дурак.  Я у Аннушки траву взяла, которая спокойным человека делает, так он ни разу не выпил, будто чувствует, что я ее добавляю, — в сердцах бросила она, снова подтвердив ее догадки.  Она кивнула на Любку.  — Тебе маленько помогает, глаза-то у тебя сейчас уже не закатываются. 
     — Это не от травки! Это волшебники помогли! — вдруг вспомнила Любка о конфете. 
     — Че попало несешь! — рассердилась мать, досадливо сникнув.  — Как тебя после этого дурой считать не будут?!
     Любка поднялась, сняла с развешанного над печкой на веревке пальто, достала конфету. 
     — Это мне волшебники дали, которые подарили портфель! — сказала она, положив конфету перед матерью.  — Сегодня они завали меня с собой. 
     — Портфель тебе из детдома послали, — напомнила мать, встревожившись.  — Ты, наверное, замерзала… Ты себе не позволяй в сугробе заснуть, почувствуешь сон, сразу беги погреться… Ненадолго-то приходи…
     — Нет, — сказала Любка, разворачивая ее и разрезая натрое.  — Это волшебники… И портфель.  Только они знали, что ты мне не поверишь, поэтому положили открытку!
     — Лучше бы они нам с дровами помогли, или дом поправили! — с досадой бросила мать. 
     — А давай другой дом купим, и сами уйдем! — предложила Любка. 
     — А деньги где возьмем? — тяжело вздохнула мать, наморщив на мгновение лоб.  — У нас на дрова денег нет.  Правда, — заинтересованно согласилась она, задумавшись о чем-то своем, — долгов-то у нас сейчас тоже нет…
     — А я работать пойду! — обрадовалась Любка, заметив, что мать оживает.  — Я могу почту носить! Я быстро бегаю! Им постоянно почтальоны требуются, я объявление внизу видела.  Ты только устройся. 
     — Там, конечно, больше платят… Но тебя не возьмут, ты еще маленькая.  Знаешь, какие у них сумки тяжелые? — она покачала головой.  — А у меня ноги больные, сломал мне коленки-то. 
     — Ну вот! Как будто ты, а носить буду я! — не сдавалась Любка.  — Или вместе. 
     — А давай-ка я с начальницей поговорю, а если по деревням, то лошадь дадут, — задумалась мать.  — Или попросить, чтобы сено и дрова привезти.  Образину все равно не выгнать.  А если месяца три так-то поработать, купили бы, может, кто-то бы в рассрочку продал…
     Любка повеселела. 
     — Ты конфетку-то ешь, если вприкуску, очень вкусно! — с тяжелым вздохом попросила Любка мать.  Смотреть на два других кусочка, которые лежали на столе, не было никаких сил.  Такой вкусной конфеты она в жизни не пробовала. 
     — Да на что она мне?! Зубы портить? — скривилась мать.  — Ешь сама, я их не люблю.  И это, при людях-то не выдумывай, а то про нас и так что попало говорят…
     Она встала и ушла к Николке. 
     Любка доела картошку, допила чай, и нырнула под одеяло.  Место нагрели, сразу стало тепло.  Тепло входило в тело и растекалось вместе с кровью, смывая боль униженности и несбыточности всех ее желаний и надежд.  И вздрогнула, когда сон обернулся мучителем и пошел на нее с ножом…
     
     Глава 6.  Поймать кота за хвост!
     — Оставь ее! Не трогай! Быстрее…
     — Помогите! Тварь, ты чего творишь?!
     — Сука! Я оставь ее… Бандитка! Ловите ее!
     Любка оглянулась.  Урок еще не закончился, но по стадиону, размахивая руками, от школы к ним бежали люди.  Целый день лил дождь, тропинка, истоптанная сотнями ног, превратилась в глиняное месиво.  Хлюпая разбитым носом, Инга лежала в луже, пытаясь дотянуться до слетевшей с ноги туфли. 
     Перед тем, как поймать ее и наподдавать, было страшно.  В животе тянуло, тошнота подкатывала к горлу, руки и коленки слабели, но она не позволяла страху одолеть себя.  Терять ей было нечего, лучше умереть, чем так жить.  То, что будет потом, когда поймают ее, или завтра, когда придет в школу, она не думала.  В горле пересохло, в груди стало тесно, злость, которая помогала ей все это время, куда-то ушла. 
     Теперь она, пожалуй, уже жалела о содеянном…
     Но зубы она показала…
     — Ты поняла меня?! — грозно вопросила Любка, надвигаясь на Ингу. 
     Инга дралась по-девчачьи.  Схватила за волосы и выдрала целый клок.  Но кожа на голове у Любки уже дано перестала быть чувствительной, мать таскала ее за волосы каждый день.  Любка вдарила портфелем, пнув ногой по коленку и со всего маху приложившись кулаком к носу.