Потому как, даже не увидел, а всем своим нутром почувствовал надвигающуюся непонятную угрозу.  Мгновенно распластавшись по земле и превратившись не более.  Чем в тень, бывший фронтовой разведчик, уже не обращая никакого внимания на занудный дождь, пополз туда, откуда явственно исходили волны неясной пока, но вполне ощутимой угрозы. 
     
     Долго ползти, впрочем, не пришлось.  Уже через пару десятков метров Лёха снова вжался в землю, разглядывая смутно темнеющие даже в ночной мгле фигуры. 
     
     Людей было много, очень много.  Леший бы, конечно, не поклялся, но на первый взгляд – не меньше сотни.  Казалось, весь окрестный лес пришёл в движение, но… Люди шли как-то медленно, как будто на ощупь, вроде бы и не торопясь, но неуклонно продвигаясь в сторону стоянки отряда батьки Грая. 
     
     «Вот, чёрт, - ругнулся про себя Лёха.  – Суки красные.  Обманули, гады, всё-таки». 
     
     Всё правильно, понял Леший.  Послали за батькой по пятам отряд мужиков, которые всё равно – расстрельное мясо, толку от них мало, а богатство на кон поставлено большое.  Кто и когда из властей мужиков-то жалел?
     
     Поймают мужики Батьку – хорошо, погибнут: невелика потеря.  А следом за ними – настоящий отряд.  Из серьёзных.  Чтобы, когда батька расслабится, его тёпленьким взять, почти без боя.  Наглые, вон как идут.  Не скрываясь особо, за кустами не прячась.  И не спешат, понимают, что Грай сейчас от прошлого боя отходит, мандраж у него, какой всегда после хорошей драки случается, никуда он этой ночью не рыпается. 
     
     Мелкая, такая незаметная струнка в душе Лёхи подсказывала тому брать ноги в руки и бежать подальше.  Не выстоит Батька против сотни бойцов, никак не выстоит.  Но… Слишком уж многим Батьке обязан был Леший, да и без того знал он свою натуру – не смог бы он жить дальше, предав людей, которые его от смерти не единожды спасали, краюху последнюю делили, братом считали.  Нет, сам то он понимал, что жить, конечно, сможет, но… Не желал он сам себе жизни такой, потому как знал, что потом на себя в зеркало смотреть не сможет, и, хоть говорят, что «стыд глаза не выест», Леший знал, что эта поговорка не про него. 
     
     Тут, тонкий лунный лучик, скромно выглянувший из-за затянувших всё небо осенних хмурых облаков, прыскающих противным затяжным дождиком, осветил на пару мгновений одного из наступающих. 
     
      «Что за»… - хотел уже ещё раз матюгнуться Леший, но тут почувствовал как волосы зашевелились у него на загривке, а мошонка поджалась, чуть не вызвав рвоту. 
     
     Дело в том, что узнал леший этого красноармейца.  Видел он его и раньше, когда срисовал отряд Глодова, неуклонно идущий по следам Батьки, и потом тоже, когда вместе с есаулом и Азатом ходил по порушенному тунгусскому кладбищу, выискивая раненых или затаившихся чоновцев.  В последний раз, когда Лёха видал этого бойца, тот лежал поперёк тропы, раскинув руки, и голова его казалась какой-то гротескно плоской из-за снёсшей начисто затылок пули Люськи.  Маска на земле, не больше.  С ужасом Лёха понял, что и сейчас у бойца нет задней части головы, а вместо неё висят какие-то тёмные ошмётки. 
     
     Следующим в луч лунного света шагнул другой красноармеец, и тут уж Леший просто-напросто впился зубами себе в руку, чтобы не заорать. 
     
     Потому как тот вообще мало походил на человека.  Нет, оно конечно, две руки, две ноги и голова, вроде б чего больше? Только вот кожи на лице практически не осталось, один голый скалящийся череп с не по-славянски широкими скулами.  Да и истлевшие тряпки почти не прикрывали бесстыже белеющие под ними кости рёбер. 
     
     «Отче наш…», - начал бормотать вполголоса Леший почти забытую за много лет молитву, автоматически потянувшись к поясу, где висел проверенный, снятый полтора с лишним года назад с убитого фининспектора наган, - «Иже еси на небеси…». 
     
     Что-то сильно и больно ударило его в спину.  Лёха перекатился вбок, не чувствуя сопротивления, вырвал из кобуры пистолет и уставил его прямо перед собой.  Потом взглянул вверх. 
     
     Прямо над ним, расставив ноги в потрёпанных кавалерийских галифе, стоял один из давешних чоновцев.  Почти нормальный, если не считать свисающего на каких-то тонких жгутиках из правой глазницы кровавого комочка и пропитанной кровью разлохмаченной гимнастёрки.  А вот за его плечом маячил практически голый череп кого-то неизвестного, покрытый пучками свалявшихся чёрных волос и с красными незрячими огоньками в пустых глазных впадинах. 
     
     Уже, мало что, соображая от страха, Лёха пальнул прямо в брюхо гораздо более страшного, чем маячивший позади того скелет, мертвяка-чоновца, на что тот только немного откинулся назад и в ответ одним ударом мёртвой мозолистой пролетарской руки разорвал Лешему грудь. 
     
     ****
     
     
     Глухой хлопок далёкого пистолетного выстрела выбросил Граевского из чуткого сна, как в ледяную воду, и уже в следующую секунду он, припав на колено, настороженно водил стволом Мосинки в сторону ближайших кустов.  Флегматичный Азат спокойно прищёлкнул плоский штык к своей японской игрушке, полностью готовый к любым неприятностям.  Всклокоченный со сна есаул злобно щурился в темноту, похожий на разбуженного пинком лохматого кота.  Только вот коты шашек не носят и не матерятся тихо сквозь зубы. 
     
     Крылов же, казалось, и вовсе не спал.  Проверенная винтовка была плотно прижата к плечу, а глаза привычно отыскивали цель в лесном мраке.  Сам же снайпер как будто слился с ближайшей елью, а хищный винтовочный ствол казался не более, как ещё одной, необычно прямой веткой. 
     
     Самыми беззащитными в компании оказались связанные Глодов с Товарищем Егором.  Ну, это и понятно, со стянутыми за спиной руками особенно не поскачешь.  Но проснулись и заворочались и они тоже. 
     
     -Леший, - вполголоса констатировал очевидное Колыванов, - А Лёха просто так с перепугу палить не станет.  Гости у нас, не иначе.  Эй, красножопый, - обратился он к Глодову, - давай рассказывай, кто это там ещё из твоих нарисовался? Только не ври, я ложь нутром чую. 
     
     Глодов только сплюнул, злорадно ухмыльнувшись:
     
     -А ты что думал, морда белогвардейская, так легко красных бойцов положить? – Глодов сам ни черта не понимал, но видел, что бандиты понимают ещё меньше, так что не грех было их и припугнуть.  – Сейчас наши ребята, которых вы, сволочи буржуйские, просмотрели, поляну окружат и положат вас всех.  И золото то, что вы у трудового народа награбили, нашей власти служить будет. 
     
     -Болтай-болтай, - как от мухи отмахнулся есаул, - тебя то я всегда пристрелить успею.  А ведь дело он говорит, Батька, - обратился Колыванов уже к Граевскому, - оборону надо занять грамотно, эх, жалко Люська не с нами. 
     
     Да, пулемёт было жалко, слов нет.  Оставалась, конечно, «хитрая штучка», но штабс-капитан пока о ней не думал: вещь новая, капризная, надеяться на неё нельзя, хотя пригодиться в ближнем бою она ой как может.  А пока действительно, горячку пороть не стоит, если бежать уже поздно, так надо драться. 
     
     Костёр практически потух под каплями мелкого дождика, только угольки тихонько тлели, но Граевский опрокинув котелок, затушил и их.  Нечего себя выдавать.  Эх, жалко Лешего, был бы он живой, то не палить бы начал, тревогу поднимая, а уже тут бы был.  Ну, здесь уж чего ж, все под этим ходим.  Сам Граевский давно расстался с мечтой спокойно окончить свои дни в постели, поэтому и к чужим смертям относился довольно спокойно. 
     
     -Приготовились, - тихо скомандовал он.