У Янмина вдруг засверкали глаза.  Он вдруг перешел со мной на «ты».  Он заговорил быстро, горячо: «То, чем мы сейчас занимаемся, дорогой мой Чан, это не «дело молчания», это – искусство! - И, вероятно, увидев непонимание на моем лице, объяснил: - «Дело молчания» - обычное прикладное ремесло, оно не лучше и не хуже сотен других существующих ремесел, но превратить ремесло в искусство может лишь настоящий художник, творец… Мы создали нашу армию из праха, разлагающихся тел и скользких черепов – из всей этой никуда не годной дряни мы создали бессмертное произведение, равного которому нет и не будет за всю историю человечества – можешь мне поверить!
      Ты посмотри, как восхитительны эти лица, которые еще какой-то паршивый месяц назад были обыкновенной глиной! Мы сняли их с мерзких, вонючих голов считанные дни назад, а ведь между этими гниющими головами и нашим прекрасным творением – века, огромные расстояния, сила человеческого разума и таланта! Любые возражения по поводу того, что нам пришлось прервать жизнь ради смерти – позорны и недостойны настоящего художника! Мы прервали жизнь не ради смерти, а ради бессмертия – помни это! А маленький дурачок Пан Дин - не творец, если думает о таких мелочах.  Он – гончар, жалеющий глины, портной, который не втыкает иголку в ткань, из-за того, что боится сделать ей больно…Я окончательно разочаровался в нем…» Я молчал, подавленный этой высокопарной речью, хотя, признаться, у меня тотчас появилось некоторое сомнение в ее искренности: так неестественно громко и отчетливо обычно говорят люди, которые чего-то бояться и желают подавить свой страх - так разговаривают мальчишки на кладбище или убийцы, проезжающие неподалеку от спрятанного ими тела убитого.  Но раздумывать о том, чего же боится Янмин, времени не было: кажется, наступил подходящий момент.  И я решился.  Все время, пока я ( довольно сбивчиво) излагал свою просьбу, Янмин пристально и неподвижно смотрел мне в переносицу, точно хотел своим пронзительным взглядом проделать в ней дырку.  Долго молчал.  Потом сказал – неожиданно просто и с какой-то теплой грустью:
     - Я не могу тебе помочь, Чан…Не могу – поверь мне.  Отшельники обычно не хотят разговаривать с такими, как ты, и уж, тем более, с такими, как я. 
     - Почему? – удивленно спросил я. 
     Янмин смахнул капельку пота с крупного, смуглого лба. 
     - Потому что… Ступай, Чан, отдыхай, а мне нужно еще проверить температуру в хранилище. 
     Что ж, этого следовало ожидать! Но, когда я повернулся спиной, Янмин окликнул меня:
     - Слушай, а почему ты не хочешь сделать как все нормальные люди? Я имею в виду – указать в завещании, какие вещи положить с тобой в могилу… Императоры так поступают…
     Тогда я ответил отрывисто, грубо:
     - Ну и пусть поступают, если им так хочется.  Я лично считаю, что все это абсолютная чушь!
     Я думал, Янмин рассердится и прогонит меня прочь, но он, напротив, рассмеялся – громко, заливисто, как мальчик:
     - Почему? Нет, ну, в самом деле, почему же?
     Какой смысл был прикидываться теперь? Я решил говорить начистоту:
     - Потому что я сам, как ты понимаешь, не раз и не два вскрывал могилы… Все эти вещи, положенные вместе с покойником якобы для того, чтоб он не бедствовал в загробной жизни - деньги, драгоценности, посуда и прочее – лежат там в целости и сохранности… Что ты на это скажешь?
     - Ну, может быть, тебе попадались очень бережливые покойники – на том свете не тратили своих богатств понапрасну? Шучу, шучу, Чан! – последние слова Янмин добавил с суетливой поспешностью – должно быть, сжалился, глядя на мое удрученное лицо.  – А ты бы спросил своего Лян Аина… то есть, я хотел сказать – блаженного Суна, как не остаться нищим после смерти…
     Я ответил нехотя:
     - Спрашивал уже!
     - И что же? – живо заинтересовался Янмин. 
     - А то, что ничего нового не услышал.  Он сказал: главное богатство даоса – его добрые дела, так-то.  – Тут же я снова с грустным вздохом подумал о скором возвращении в монастырь – по всей вероятности, бесцельном.  Янмин, очевидно, понял мою грусть по-своему.  Поспешил заверить меня:
     -Не бойся, Чан - без награды не останешься! Получишь дом в столице, а то и еще что-нибудь.  Хотя, я забыл, ты ведь у нас монах, богатства тебя не интересуют…Непонятно только, почему ты так рвешься стать богатым после смерти…
     Я поддел носком неудобного ботинка кусок глины (по настоянию Янмина, во время работы мы все ходили в этих ужасных ботинках) и разозлился: взрослый человек, а не понимает простых вещей:
     - Потому что я нажил деньги своим трудом, а не выиграл их в карты, ясно? Вот объясни, какой смысл всю жизнь работать, как осел на выгрузке, - и все потерять в одночасье?
     Янмин наморщил лоб – он уже думал о чем-то своем.  Мы приближались к Хранилищу. 
     .  .  . 
     
      Вчера произошел странный случай, надолго ввергнувший меня в состояние ужаса – один из глиняных «близнецов», два дня назад помещенных в хранилище, под перекрестный сквозняк (тоже изобретение Пан Дина), внезапно ожил и отправился на поиски.  Кого искал он – вопрос, ведь обыкновенные ожившие трупы ищут в таких случаях временно вернувшего им жизнь, а никто из нас и не думал возвращать жизнь выставленным для заключительной просушки воинам.  Если описывать по порядку, было все примерно так: после окончания работы мы, трое, отправились в инструментарий – небольшой сарай на окраине нашего огороженного поля – и застряли там надолго: Янмин сначала заставил нас протереть спиртовым раствором «лизуны» - тупые ножи, выравнивающие глиняное лицо перед наложением маски, затем придрался к тому, что от перчаток воняет гнилью – как им, спрашивается, еще вонять, если в этих самых перчатках спихивали в ямы гниющие головы? Потом выяснилось, что Пан Дин куда-то засунул кисть для выравнивания век – и, хотя непонятно, зачем она теперь нужна – аккуратный Янмин настоял на немедленном поиске.  Пан Дин послушно сунулся в ящик с кистями, и вот тут-то, кажется, все началось: дело в том, что мы услышали, как кто-то неторопливо идет по полю. 
      Нет, шаг идущего в нашу сторону вовсе не был тяжелым или еще каким-то странным - он ничем не отличался от обыкновенных человеческих шагов, и где-то в ином месте не обратил бы на себя нашего внимания, но здесь, отгороженные высоким глухим забором от окружающего мира, мы практически отвыкли от посторонних звуков.  Все звуки, живущие по нашу сторону забора, были нам знакомы, как добрые соседи: шум травы, скрип дверей (каждая из них скрипела по-своему), шаги и голоса друг друга и редких, проверенных слуг… Иногда по ночам мы слышали совершенно живой шорох, похожий на человеческий шепот, и не удивлялись, потому что знали: это дождь лупит по опрокинутым, сваленным в беспорядке у восточного забора корзинам, в которых прибыли сюда, к нам, мертвые головы.  Частенько в последнее время, перед рассветом, особенно рядом с тем местом, где, слегка присыпанные землей, лежали уже не нужные нам головы, подбирались к забору и противно тявкали шакалы: они на огромном расстоянии чуют неглубоко зарытые могилы.  Выведенный из терпения их возней, Пан Дин наугад швырял за забор комья глины, но это, конечно, помогало мало.  И вот мы услышали те явно чужие шаги. 
      В первое мгновенье мы недоуменно поглядели друг на друга: каждый сперва подумал, что ему показалось.  Затем, не говоря ни слова, как по команде, прислушались – нет, не показалось.  Кто-то шел сюда, к нам, продвигаясь точно наощупь: сделает шаг – постоит – снова идет.  Тут, честно говоря, я почувствовал страх, хотя и не понимал, с чем он связан.  Я, конечно, попытался успокоить себя, и отчасти мне это удалось: ну кто мог залезть сюда ночью? Обыкновенный вор – думал, вероятно, что если есть забор, то и есть чего за ним прятать.  Вот глупец, ну ничего, завтра уже будет отдыхать, привязанный веревкой к столбу на площади Арестантов: Янмин шутить не любит, да и Шихуанди, как я заметил, не из шутников.  Тут шаги слегка изменили направление – теперь они направлялись прямиком к тому месту, где начиналась гигантская яма Тут мне даже стало немного весело: я представил, как этот идиот свалятся в яму с мертвыми, уже порядком разложившимися головами… Ничего – ничего, главное, чтоб не обделался со страху…
      Я взглянул на Пан Дина и увидел, что бедный мальчик буквально позеленел от страха.  Я еще подумал, какие все-таки мастера «дела молчания» удивительные люди: когда тут и там стояли корзины с мертвыми головами, паренек не боялся, а тут услышал чьи-то шаги и вон, того гляди - грохнется в обморок.  Я шутливо толкнул мальчишку в бок:
     - Да приди ты в себя, Пан Дин! Ну, забрался какой-нибудь недоделанный ворюга: увидел глухой забор и решил, что здесь алмазы прячут…Я же говорил, Янмин, что сторожей все-таки надо было выставить… - последние слова я произнес, не глядя на Янмина, но когда все-таки повернулся к нему, то сам едва не обмер от неожиданности: где недавнее благодушие его спокойного, слегка рассеянного лица? Когда оно успело сделаться таким бледным и узким – это лицо? В нем светилось теперь что-то дьявольское - черное, жуткое, злое, совсем неузнаваемое.  Я не успел сделать никаких выводов об этой страшной
     перемене – он сам спросил скрипучим, каким-то резко состарившимся голосом:
     - Кто это там бродит в темноте, а, Пан Дин?
     Мальчик ничего не ответил, только низко опустил голову и заклацал зубами.  «Зачем он пугает мальчишку? - подумал я.  – Откуда Пан Дину знать, кому вздумалось прийти сюда ночью?» Но вслух ничего не сказал, потому что почувствовал, что дико, до вопля, боюсь Янмина: меня так прямо и обдало холодом при его приближении.  Янмин, однако, шел не ко мне, а к двери – распахнул ее и принялся вглядываться в темноту.  Я смотрел ему в спину - и понемногу успокаивался.  Что, в самом деле, мне померещилось? Янмин такой же, как всегда, просто он сердит на Пан Дина, вот и придирается к нему – в конце концов, все мы люди.  Наверное, мы просто здорово устали за это время – вот и бросаемся друг на друга, как дикие кобели.  Ничего, закончим работу, отдохнем – и это пройдет…- так или примерно так я думал, а между тем, самое страшное ждало впереди.  Шагов больше не было слышно, зато поблизости раздалось вдруг негромкое рычание, от которого горячая липкая дрожь покрыла мою спину.  Янмин повернулся ко мне и сказал негромко:
     - Смотри!
     Я был слишком испуган, чтобы противиться его воле - послушно подошел и выглянул наружу.  Ярко светила луна, каждый кустик полыни, каждая травинка трепетали в ее свете, различимые до мельчайших подробностей, до чешуек вблизи корня.  И тут я увидел… нет, у меня нет сил вспоминать это, а ведь тогда, в первое мгновенье, увидев, кто к нам пожаловал, я облегченно вздохнул… он стоял справа от двери, всего в каких-нибудь трех-четырех шагах от меня…
      Это, вне всякого сомнения, был обыкновенный солдат – молодой, в воинской одежде, спокойно поглядывающий по сторонам.  Нас он явно не видел – смотрел в другую сторону.  Новенький маг с трудным именем (тот самый, с которым мы выследили беднягу Ю Луна) прошептал сзади: «Дай я тоже посмотрю…» Я нехотя уступил ему место, а сам задумался: откуда здесь взяться солдату? Армия нас не охраняет… Что теперь с этим гулякой делать – тут ведь секретная территория и, по личному приказу Императора, все, кто каким-то образом незаконно проникнет на нее, подлежат немедленному уничтожению.  Впрочем, решать, в любом случае, предстояло Янмину, а он-то как раз не торопился принимать какое-либо решение – стоял, отвернувшись к стене.  Ну что ж, хороший знак, - подумал я, - значит, по крайней мере, он тоже не хочет выдавать солдата и размышляет, как его отсюда вывести… Что, в самом деле, такого – ну забрел солдатик, ну немного походил по огороженному полю…Выведем его, объясним, чтобы больше сюда не совался – выдумаем причину- мол, земля куплена кем-то, или в этом роде…
      Что он тут успел разглядеть за такое короткое время? Головы закопаны, мастерские под замком, «близнецы» убраны в хранилище… Да бедолаге и в голову не могло прийти, где он находится – какой смысл его убивать? В это время молодой маг повернулся к нам и произнес громким, срывающимся шепотом:
     - Ох, свихнуться можно…Смотрите, какая на нем форма…
      Я выглянул и чуть не присел от изумления.  Ошибки случиться не могло – солдат был одет в доспехи «Железной стаи» - уж кто-то, а мы, вылепившие своими руками по доброй сотне таких доспехов – узнали бы их, кажется, даже зажмурясь.  Да, вот они –пластинчатые доспехи, закрывающие грудь и живот, красивый шейный шарф – говорят, его фасон придумал для своих воинов сам Император, хотя мне в это мало верится – вот они – короткие офицерские сапоги с тупыми носками… Обычная одежда младшего офицера «Железной стаи»… Вот только откуда он взялся, этот офицер? Как и почему остался в живых? Что теперь предпринять нам, ставшим, получается, свидетелями… непонятно чего, но за что нас тоже явно не похвалят.  Ладно – не похвалят, а ведь могут и в кангу запихнуть, или еще похуже…Обессиленный, я шагнул назад, в теплую темноту инструментария, и буквально сполз по стене, ухватился руками за утоптанную глину пола.  Рядом со мной присел молодой маг – я услышал, как он озабоченно вздохнул, и негромко сказал, обращаясь к себе, своим мыслям, которые, точно пара дождевых капель, были похожи на мои собственные: « Значит, не уследили: один успел удрать…»
      Я неопределенно поддакнул, и в то же самое мгновенье все мое существо пронзила мысль: а вдруг удрал не один? Может быть, и остальные - сколько их там осталось - где-то здесь, рядом? Тогда внезапное появление этого несчастного воина можно легко объяснить: он и его товарищи пришли отомстить убийцам своих друзей.  И они – эти молодчики - непременно отомстят нам: что их сможет остановить? Не наши же, в самом деле, уверения, что головы рубили не мы, а мясники? Серьезно постоять за себя никто из нас не сможет: нет оружия, разве что паршивые, изрядно затупленные ножи… Впрочем, офицер вроде бы тоже безоружен - или мне показалось? Я посмотрел на Янмина, но снова увидел только его спину: он по-прежнему стоял, отвернувшись к стене.  Это порядком разозлило меня – надо было что-то решать, а он стоит и думает непонятно о чем.  Забыв свой недавний страх перед этим человеком, я подошел к нему.  «Слушай, Янмин…Надо что-то делать с этим явлением природы, - я кивнул в сторону двери, впрочем, напрасно, поскольку смотрящий в стенку Янмин все равно не заметил моего кивка и, кажется, даже не услышал моих слов.  Я сказал громче: «- Если он уйдет отсюда… в таком…виде, нам всем конец…» Тут Янмин как будто очнулся ото сна.  Он бодро, почти весело, оглядел нас всех, чуть дольше задержав взгляд на лице Пан Дина.