Признаюсь, у меня была корыстная мысль, что, если об отдыхе попросит Пан Дин, Янмин скорее отпустит нас… Но Пан Дин, как ни странно, отказался уходить, хотя устал и измучился не меньше моего – лицо его было бледным, лоб покрыт испариной, зрачки расширились.  Я пошел один, и Янмин, напряженно наблюдавший за размещением очередного ряда, не глядя на меня, бросил: «Идите отдыхайте…».  Я без труда нашел наше огороженное забором поле (теперь оно, прежде представляющееся громадным, показалось маленьким и уютным по сравнению с тем полем, где сейчас стояли на коленях тысячи людей), едва добрался до своей комнаты в ганьлане и тут же забылся сном мертвого.  Проснулся уже под вечер: солнце почти убралось за верхний край нашего забора и вот-вот должно было совсем исчезнуть за ним. 
      Я было испугался за свою долгую отлучку, но попытался успокоить себя тем, что Янмин ведь не указал точного времени, к которому мне нужно было вернуться.  Быстро поспешил обратно, и чем ближе я подходил к Ястребиному полю, тем сильнее становилась моя тревога.  Почему там такая тишина? Вдруг поле уже опустело, а люди, люди… Я не мог ничего придумать, и шагал сильнее, чтобы только унять дрожь, внезапно подступившую к отдохнувшим ногам.  Издали мне почудилось, что поле покрылось могильными холмиками, тесно прижавшимися друг к другу, и лишь приблизившись, я понял, что это не холмики, а люди, стоящие на коленях.  Да, так и есть – сплошь все (насколько хватало взгляда) было усеяно рассаженными в правильном порядке воинами.  Пан Дин встретил меня вымученной улыбкой (теперь он выглядел даже бодрее - вероятно оттого, что жара к вечеру сильно упала), Янмин, проходя мимо, покосился в мою сторону, но ничего не сказал – и я, очень довольный, шмыгнул в сторону и начал приглядываться к тому, что творилось вокруг.  Почти все воины уже были рассажены, и только три или четыре небольших подразделения все еще ожидали своей очереди, смирно построившись в стороне – теперь несчастные, изможденные солдаты довольно часто переминались с ноги на ногу, а некоторые и вовсе то и дело вертелись, как дети, - офицеры мало обращали внимания на эту ( вполне простительную, с моей точки зрения) вольность.  Я посмотрел на сидящих в двух первых рядах ( с момента их размещения прошло уже около одиннадцати часов) – кто-то то и дело пытался ухватить клок травы – и тут же отдергивал руку, кто-то незаметно пощипывал свое бедро, вероятно, отгоняя сон, кто-то жадно глотал ставший прохладным воздух: должно быть, он отчасти заменял бедняге воду. 
      Ни у одного из воинов я не заметил в руках даже маленькой фляги с водой, не было видно в окрестностях и ни одного нужника для солдат, а, между тем, на лицах этих выносливых храбрецов не читалось и тени недовольства происходящим.  Правда, Пан Дин, точно угадав мои мысли, шепнул: «Тут, когда Вы уходили, один солдат, молодой совсем, наверное, еще моложе меня, увидел Янмина и начал кричать: мол, это и есть тот самый Кантонец, он хочет нас всех прикончить…» «И что же?» - спросил я с живейшим любопытством и смутно шевельнувшимся страхом.  Пан Дин сунул в рот травинку и принялся обсасывать ее, стараясь, как я понял, выглядеть беззаботным.  «Да ничего особенного… Янмин (он стоял почти вплотную ко мне) наклонился к одному из своих людей и шепнул: «Быстро увести и прикончить».  Тотчас к нему – ну к тому, кто кричал - подскочили двое, бережно вытащили из строя, повели…» «Ну а солдаты что?» - с замирающим сердцем поинтересовался я.  «А что солдаты… Многие даже не повернули головы: я же говорю – дисциплина… Я видел, как один лучник толкнул другого и сказал вполголоса: « Малыш Лун опять перепился…»
      Я пристально посмотрел на Пан Дина и увидел, что губы его дрожат.  Хотел утешить его, но юноша уже отвернулся от меня.  Спустя еще два часа (очень легких, по сравнению с дневными) все воины, наконец, были рассажены.  Какое же громадное и жуткое зрелище предстало передо мною! Точно раздвинулась земля, посторонились небеса, исчез горизонт – и все для того, чтобы дать место безмолвным, спокойным людям, сидящим на коленях и готовым принять любую судьбу! В быстро опускающихся сумерках фигуры и лица первых рядов были видны отчетливо, те, кто позади их, уже выделялись, подобно стертым иероглифам при свете лампы, остальные обманывали глаза наблюдателя, превращаясь в холмы, мертвых зверей, поваленные деревья.  Сзади неслышно подошел Янмин, сказал нам негромко: «Ну все, на сегодня представление окончено, отправляйтесь спать…» Я заморгал глазами, думая, что ослышался.  «А как же они?» - кивнув на сидящих, выдавил я, когда вновь обрел дар речи. 
     « Вам что, непонятно? – зашипел Янмин.  – Что « как же»? Вы предлагаете ночью заняться обработкой тел?» Ни я, ни Пан Дин (он, видно, тоже был ошарашен) ничего не предлагали – просто стояли и смотрели на Янмина.  Он вдруг, проворно выбросив вперед обе руки, взял нас обоих за шеи и, как мальчишек, стукнул лбами.  Проговорил уже мягче: «На рассвете жду Вас обоих.  Ступайте! На жаре фрукты быстро портятся – помните это». 
     .  .  . 
     « На жаре фрукты быстро портятся…» Одному черту известно, сколько раз я повторил эту Янминову фразу за следующий день, оказавшийся во сто крат тяжелее предыдущего! На жаре портятся только фрукты, сорванные с дерева – по сути своей, уже мертвые.  Фрукты же, волею судьбы задержавшиеся на родной ветке, страдают от жары не меньше, особенно если дерево оставляют без воды в полдневный зной… Но начну описывать по порядку…
      Этот день был бы почти точной копией предыдущего, если б не изможденность на красных, покрытых испариной солдатских лицах, если б не запах мочи, пота, нечистого человеческого тела, если б, наконец, не суетливая поспешность и нервные окрики распорядителей, офицеров, каких-то незнакомых, только этим утром прибывших людей, бегающих взад-вперед между нескончаемыми рядами… На рассвете, едва мы с Пан Дином, приблизились к Ястребиному полю, к нам подошел Ю Лун – один пренеприятный тип из Коллегии… На щеке у него наливался здоровенный синяк – как будто только что кто-то отвесил Ю Луну хорошую пощечину.  «Сегодня ничего не кончится, - сказал он и почему-то жалко улыбнулся.  – Янмин приказал рассаживать заново…» Пан Дин вдруг шагнул вперед, схватил Ю Луна за щуплые плечи и, что есть мочи, затряс его: «Говорите быстрее, что именно приказал Янмин…» Я с возрастающим удивлением смотрел на Пан Дина – всегда такого спокойного и учтивого.  Ю Лун, как видно, тоже удивился этой неожиданной вспышке, потому что не вспылил в ответ, а только убрал руки Пан Дина со своих плеч и послушно ответил: «Янмин приказал рассадить солдат заново… Янмин сказал, что все мы придурки…» Пан Дин закусил губу и отвернулся, но тут же, не говоря больше ни слова, припустил – сперва быстрым шагом, а затем бегом – вперед, к полю… Я едва поспевал за ним… Янмина не пришлось разыскивать среди бесконечных солдатских рядов (что, по правде говоря, было бы делом почти нереальным): он стоял на нашем пути и разговаривал с каким-то офицером… Увидев нас, оборвал разговор, досадливо махнул офицеру рукой… Пан Дин налетел на Янмина, едва не сбив его с ног.  Закричал: « В чем дело, Янмин? Почему вы приказали рассаживать их снова?» Янмин прищурил правый глаз и издевательски произнес: « А мне скучно стало – вот и приказал… Дай, думаю, еще раз посмотрю, как они рассаживаются…» И вдруг заорал страшным, хриплым голосом: « Вы что, идиоты – вы все, с вашими чертежами? Чем вы занимались – орава тунеядцев? Как работать с телами, когда проходы, которые вы оставили между рядами, меньше ручья в придорожной ложбине – скажи мне, а, Пан Дин? Я увидел, как Пан Дин тяжело дышит. 
      « Нам казалось, проходы достаточные для работы, учитель… Да и в ряду между солдатами расстояние приличное – я сам рассчитывал.  К тому же, Вы ведь сами вчера видели, какой они величины – и ничего не сказали…» « Не сказали…» - передразнил Янмин.  И тут же проговорил уже совершенно спокойным голосом: « Планы меняются, Пан Дин! Я за ночь все заново обмозговал и решил… В-общем, в одном ряду люди могут находиться на каком угодно расстоянии друг от друга – хоть сидеть вплотную.  Но между рядами расстояние должно быть вдвое больше, чем теперь… Людей в ряду – чтоб четыре десятка - не больше!» - тут Янмин покосился в мою сторону, как будто только что заметил, что рядом с Пан Дином стоит кто-то еще.  Он взял Пан Дина за рукав и оттащил в сторону, что-то зашептал ему на ухо.  Я, на всякий случай, отвернулся: пускай пошепчутся, кто знает, какие у них там за секреты… Да, я отвернулся. 
      Что произошло дальше? Когда я снова повернул голову, то увидел, как четким, строевым шагом мимо меня прошагало подразделение лучников, и понял: людей начали поднимать и выводить с поля.  Чтобы потом рассадить их заново, в другом порядке – просто ужас! Сколько потребуется времени, чтоб только вывести войско с громадного Ястребиного поля, если рассаживали его вчера с первых лучей солнца до темноты? Но все вышло быстрее, чем я предполагал: не иначе, как в дело вмешался Янмин.  Солдат выводили по нескольким направлениям и строили неподалеку от того места, где, согласно новому плану, теперь будет помещаться их ряд.  Спустя несколько часов, поле опустело, лишь далеко, на горизонте, виднелись построившиеся войска; вероятно, можно было бы разглядеть их и на краю поля с моей стороны, но эти серые распорядители, шныряющие мимо, точно несъедобные, дикие крысы, не давали всмотреться в даль.  Но у этого Янмина, надо отдать ему должное, поистине колдовской ум: через некоторое время поле, как по волшебству, начало заполняться четкими, правильными рядами солдат, сидящими теперь (это хорошо было видно отсюда!) вплотную друг к другу.  Пробегавший мимо Ю Лун бодро подмигнул мне: « Мужайтесь, Чан, еще два-три часика – и все свершится!» Я кисло улыбнулся в ответ – я знал по вчерашнему дню, что это только видимость: солдат – тысячи, а на территории Ястребиного поля в древности находилось целое небольшое государство, принадлежавшее не то кочевникам, не то еще каким-то полудиким племенам. 
      Неужели когда-то в этих мертвых местах жили люди? Мне было плохо, ноги едва держали меня, тело распухло и чесалось от песка, забравшегося под одежду.  Чтобы хоть как-то взбодриться, я пытался представить, каково сейчас несчастным воинам – не спавшим вторые сутки и столько же не получавшим воды и пищи – это хоть как-то поддерживало меня.  Я был уверен, что в этот раз до темноты не управятся, но я ошибался.  Едва первая прохлада сумерек коснулась горячей земли, как повсюду раздались голоса: кончено, все кончено! Я сидел в изможденном беспамятстве, прислонившись к стволу какого-то чахлого дерева, и, услышав эти голоса, тут же вскочил, еще не понимая, что они означают.  В первый момент мне показалось даже, будто воины уже выпили «Счастливый сон»… Но если это так, то, значит, они уже… Но минуту спустя, я понял истинное положение вещей: все еще были живы, а на землю опускалась ночь – холодная, отрадная, последняя ночь для тех, кто приминал сейчас своими исколотыми коленями траву Ястребиного поля.  Хотя я уже ни на что не надеялся… Я был готов к тому, что на другой день Янмин еще что-нибудь придумает – и солдат будут опять рассаживать заново. 
     .  .  . 
      И все-таки я ожидал следующего дня – ожидал его так, как, должно быть, ждет смерти человек, доведенный до отчаяния смертельной болезнью.  Уф, какой ужас нам пришлось пережить – в мире нет слов, чтобы передать это! Во-первых, «Счастливый сон» подействовал только наполовину – люди не умерли и даже не впали в оцепенение, как предполагалось вначале… Они раскачивались, стоя на коленях, и выкрикивали бессвязные слова - некоторые улыбались, другие пытались онанировать – одним словом, были похожи на обычных людей, разве что хлебнувших лишний глоток, ну, может быть, два глотка крепкого вина.  Самого Шихуанди я не видел, только чувствовал его присутствие, и один раз мне показалось, будто различаю его голос в тихом, непрерывном шуме других голосов.  До самого «действа» многотысячная армия молчала и почти не двигалась, но все равно было очень шумно: перекликались распорядители, разносчики кружек, надсмотрщики – по слухам, их было несколько в каждом ряду.  Конечно, разумнее было бы заранее раздать кружки с эликсиром, но Янмин еще в первый день категорически запретил это делать – теперь я понял почему: кто-то из умирающих от жажды солдат мог случайно хлебнуть из кружки, и тогда… Кружки разносили на удивление быстро.  Я заметил в стороне от ближайших ко мне рядов каких-то новых людей в кожаных фартуках – вчера их здесь не было. 
      Следующие несколько часов прошли в сонном тумане – я пропустил момент торжественного обращения императора к войску и опомнился лишь тогда, когда в глазах замелькали синие пятна: солдаты припали губами к «Счастливому сну».  Я попытался встряхнуться - как-никак присутствую при грандиозном историческом событии, но ничего не получилось: должно быть, по причине дурного сна и усталости последних дней все воспринималось вяло и казалось каким-то обыденным.  Синие донышки кружек двоились и троились в моих воспаленных глазах, и почему-то на миг показалось, что я стою посреди василькового поля, в тишине и покое.  Но то, что произошло потом, до сих пор кажется мне кошмарным сном – когда я окончательно пойму, что это был никакой не сон, то, вероятно, сойду с ума.  Одно знаю точно: я никого не убивал (хотя, вероятно, кровожадный Янмин был бы не против сделать все сам и заставить нас подражать ему).  Но и он, и мы с Пан Дином просто стояли в стороне и наблюдали, как на наших глазах здоровенные, невзрачного вида, парни в кожаных фартуках (мясники – вот кто это был) ходили между стоящими на коленях, еще живыми солдатами и одним - единственным, точным ударом маленького топорика сносили им головы.