- Вот пидарасы! А мне не сказали! - я сделал вид, что обиделся.  - А ты чего с ними не пошел?


     - Да я в другом месте бухал, - сказал Зона.  – А вот сейчас можно и сходить.  Если, конечно, они, суки, уже всё не выбухали. 


     - Пошли! – позвал я. 


     - Слышь, Зона, а ты когда последний раз в церкви, ну, той, что за оврагом, был? – спросил я, когда мы шли по тропке вдоль бывшего колхозного гаража. 


     - Давно, ещё когда мелким был, - сказал Зона.  – А чё я там забыл?


     - Да так…


     - А тебе зачем? Помолиться, что ль, хотел?


     - Да нет… Мне… Ладно, проехали! – откровенничать с Зоной мне не хотелось.  Зато вдруг нестерпимо захотелось ссать.  Словно пиво из желудка прямиком перелилось в мочевой пузырь, минуя кровь, почки и прочую требуху.  Дерьмовое у Зоны пиво, да и сам он – говно-пацан, хоть и отсидел два года на малолетке. 


     К этому времени мы уже почти дошли до самого оврага.  Тропа ныряла вниз, в заросли, а прямо перед нами высилась церковь.  На фоне вечернего зеленоватого неба она казалась совсем чёрной и больше походила не на реальное здание, а на вырезанный из картона силуэт. 


     - Что-то пацанов не видно, - сказал Зона. 


     - А ты крикни, – предложил я.  – Может они в церкви замышились, бухают втихаря.  А я пока поссу.  Ссать хочу – не могу!


     - Что, пиво прёт? – заржал Зона. 


     Я сошёл с тропы, повернулся к ближайшему кусту, расстегнул ширинку и принялся ссать.  Где-то за моей спиной слышался треск веток, видимо, Зона спускался в овраг.  Я слышал как он проорал: «Касьян! Змей! Вы где, суки?».  Моча лилась на землю нескончаемой струёй.  Зря я, наверное, ещё чаю дома напился… Когда поток, наконец, иссяк, Зоны уже не было видно – как я и думал, он спустился в овраг.  Я уже хотел было крикнуть, чтоб он подождал меня, как услышал его голос, вот только обращался Зона не ко мне:


     - Бля-а! Вася! – пьяно орал Зона.  – Здорово, Вася! Чего это у тебя? Где опять молоток скоммуниздил?


     Вслед за этим раздался звук, глухой и хлюпающий одновременно, как если бы с маху чем-нибудь тяжелым проломили деревянную бочку с водой.  А потом – тишина. 


     И от этого звука, а ещё более – от внезапной тишины, мне стало так жутко, что я, сам того не осознавая, присел и гуськом отполз за куст, на который только что ссал.  В жизни так не боялся.  Даже когда в прошлом году ходили в Хлопонино биться с местными, и один урод меня чуть на перо не посадил, и то так страшно не было.  И ещё ступор на меня напал такой, будто я вместо пива литр тормозной жидкости высосал.  Сижу, трясусь, очко играет, в башке пустота. 


     Долго ли я так сидел – не знаю.  Чувство времени потерял начисто.  Хотелось бежать, а сил не было.  А потом вдруг меня злость взяла.  Непонятно, на кого или на что злился – на свой страх, наверное, - но только силы ко мне разом вернулись.  Я выполз из-за куста и осторожненько, как разведчик, начал двигаться к краю оврагу.  На самом краю, там, где тропинка уходила вниз, росла ива, ствол которой на высоте груди разделялся на два.  Дерево это очень напоминало расшеперившую ноги бабу.  Спрятавшись за стволом, я выглянул из развилки. 


     Вася-дебил взбирался по противоположному склону.  Склон был довольно крутой, к тому же песчаный, но Вася шёл по нему, даже не согнувшись.  Шёл быстро, несмотря на то, что на плече у него вниз головой висел Зона, который, судя по болтающимся как две глисты рукам, был мертв или без сознания.  Странно, но я почти не испугался.  Видимо, уже весь страх истратил.  Я начал думать да только вот получалось плоховато.  Ясно было одно: Вася окончательно свихнулся и начал убивать.  А вот что делать мне? Бежать домой и обо все рассказать первому же встречному – матери, пацанам, да хоть Капусте? И надо же было сотовый дома оставить! Или всё же последовать за Васей? В одиночку.  Я выбрал второе. 


     *


     К церкви вела не одна тропинка.  Была и вторая – ещё более грязная, более заросшая, но по ней Денис мог подобраться к развалинам, оставаясь незаметным для Васи.  А в том, что Вася-дебил потащил тело Зоны именно к церкви, Денис был уверен на все сто.  Внутренний голос подсказывал. 


      Денис побежал.  Бежал, скрючившись, не обращая внимания на ветки, хлеставшие по лицу, на грязь, по колено забрызгавшую почти новые штаны.  Перебежав через овраг, Череп вылетел на противоположный его склон, упал в прошлогоднюю мокрую траву и пополз.  Ему вдруг совсем некстати вспомнилось, как прошлой осенью они с пацанами заставили Дохлого проползти на брюхе под всеми партами в классе, а чтоб тот полз быстрее, Бобер тыкал его в жопу указкой.  Сейчас же сам Череп полз так, словно позади него тоже стоял кто-то, да только не с указкой, а с раскаленным ломом. 


     Метрах в двадцати от обвалившейся стены церкви был бугорок, поросший кустарником – идеальное место для наблюдения.  Денис по-пластунски вполз на него, залёг и затаился.  Спортивный костюм промок насквозь, а земля была совсем ещё холодной, и в другое время Денис наверняка задумался бы о воспалении легких, но только не сейчас.  По правде говоря, ему вообще было безразлично – сухой он или мокрый, чистый или грязный, холодно ему или жарко.  Всё его внимание, все его мысли были направлены только на то, что происходило в церкви. 


     А там творилось что-то непонятное и совершенно жуткое.  Денис видел, как Вася, тяжело ступая, поднялся из оврага и бережно опустил тело Зоны на землю.  Затем Вася выпрямился по стойке смирно, как солдат, и уставился куда-то в глубь церкви, так, словно ждал дальнейших указаний.  Это означало, что в церкви Вася был не один! От неожиданной догадки Черепу стало совсем не по себе.  Выходило, что это не Вася окончательно съехал с катушек, а кто-то другой, скрывающийся в сумраке развалин, заставил его убить или оглушить Зону и принести тело сюда, к развалинам!


     - Последний! – сказал некто.  Голос был женский, и Денис обомлел - это был голос Татьяны Клавдиевны Глобистовой, поселковой библиотекарши, Ксюшиной матери.