Мало ли что ему в башку взбрело.  Идиот – он и есть идиот. 


     - Не, ну мало ли… - пожал плечами Касьян. 


     - Черепанов! Касьянов! – предупредила Капуста.  Я был рад её замечанию – разговор с Касьяном меня напрягал. 


     Я посмотрел на часы – до конца урок оставалось ещё двадцать минут.  Целая куча времени.  Чтобы не сдохнуть с тоски, я достал из кармана сотовый и принялся играть.  Мобильник мне нынче летом мамка купила.  Звонить в нашей дыре один хрен некому, зато на уроках играть можно. 


     Я играл, Касьян рисовал в тетради машины, Капуста нудно зудела, изредка постукивая мелом по доске – что-то записывала.  На меня она не обращала никакого внимания: то ли не видела, что я играю, то ли прикидывалась, что не видит. 


     От игры меня отвлек стук по стеклу над самым моим ухом.  Словно кто-то камешком бросил.  Я аж вздрогнул от неожиданности. 


     Это был не камешек.  В стекло билась муха – та самая, здоровенная.  Упорно так билась, зараза.  Стукнет по стеклу, отлетит и снова в стекло – бамс! Будто решила попасть внутрь во что бы то ни стало.  Касьян тоже муху заметил, стал в нее пальцем тыкать и гыгыкать, как дурак. 


     - Касьянов! Да сколько ж можно?! – историчка стукнула указкой по столу.  Касьян заткнулся. 


     Я же продолжил наблюдать за мухой.  А она ещё пару раз в окошко долбанула и на раму опустилась.  Хоть и безмозглая тварь, а, видать, сообразила, что стекло-то ей не вышибить.  Сидит, жопой ко мне повернувшись, лапки потирает.  Я лёг на подоконник грудью, наклонился к самому стеклу – интересно мне стало, что это за мухи такие у нас появились.  Вроде муха как муха, только большая.  Тело черное, блестящее, волосками покрытое, два крыла, шесть ног.  Плохо, голову толком не разглядеть, голова-то у этой мухи какая-то не такая.  Вот если бы она ко мне передом развернулась…


     Муха развернулась ко мне передом. 


     Я офигел. 


     У этой скотины была человеческая голова, только маленькая.  Не такая голова, как у нормального человека, а как у покойника – голый череп.  Только не белый, а черный, блестящий.  Даже глаз нет – только две пустые дыры. 


     Тут-то у меня очко и сыграло… Да что там очко – сердце чуть не остановилось! Ужас меня пробрал такой, что аж тошно стало.  Я замер, глаз от этой твари за окном оторвать не могу, а она, сука, на меня пустыми глазницами смотрит, ухмыляется и лапку о лапку потирает. 


     Я на секунду зажмурился, потом вновь глаза открыл – нет никого. 


     - Денис, тебе нехорошо? – голос Капусты звучал тихо-тихо, будто из-под земли. 


     - Да, - ответил я.  – Можно выйти?


     Она разрешила.  Я с трудом вылез из-за парты и, шатаясь, как пьяный, вышел из кабинета.  В туалете уселся на подоконник, достал сигарету, закурил.  Руки тряслись, прямо-таки ходуном ходили.  Сделал пару затяжек, посмотрел на знакомые надписи на стенах и немного успокоился.  Скорее всего, приглючилось.  Не выспался я сегодня, вот и мерещится всякая хрень.  Всякое бывает.  Базуй прошлым летом грибов нажрался, так ещё и не такое видел.  С чайником разговаривать начал, придурок.  Нет, стопудово приглючилось.  Просто, наверное, у этих мух рисунок на башке такой, что издалека череп напоминает.  Надо будет поймать одну да и рассмотреть как следует. 


     Я докурил, бросил окурок в унитаз и вернулся в класс. 


     *


     Что-то слишком часто нам стали историю втыкать.  Не, я не против, просто странно это.  Куда учителя-то подевались? Суслиха с химицей так и не появились, а вчера еще и физрук наш, козел старый, в школу не пришел.  Ну, козел – он и есть козел.  Только и умеет, что девок за ляжки хватать, как бы нечаянно.  Базуй говорил, что он в их классе половину девок, включая Ксюшу, перетрахал на матах в своей каморке.  А сейчас забухал, наверное.  Факт тот, что сегодня физру историей заменили. 


     Западло, что историю всё время первым уроком ставят.  И так еле-еле встал, так у Капусты как назло голос такой нудный, гнусавый – спать охота, просто смерть.  А я сегодня от силы часа три поспал.  Змей вчера в город ездил, порнуху новую подкинул – «Школьница-2».  Я эту «Школьницу» до двух ночи смотрел.  Без звука, правда, смотрел, чтоб мать не услышала, но все равно прикольно.  Утром с трудом глаза продрал.