Фидек наощупь добрался до забора. 
     Пот лил с него ручьями.  Того, что произошло, он не понимал и никак не мог себе объяснить, лишь смутно понимая, что произошедшее связано с прикосновением Ниферона к его телу.  И Фидек не знал, как повторить или хотя бы на секунду продлить наслаждение, которого требовала молодая плоть. 
     .  .  . 
     
     Благоухает в садах Востока дивной красоты житель – львиный цветок.  Ничто в мире не может сравниться по благородству формы с его лепестками - ало-розовыми, белыми, кремовыми, медово-желтыми.  Своим ароматом подобен он целому сонму прелестных мальчиков, едва вошедших в пору чудесной, свежей юности.  Львиный цветок просыпается ранней весной, и тотчас после пробуждения появляется на его стебле младенческий бутон.  Нелепой и странной кажется младенцу жизнь, как будто весь мир поставлен в его бессмысленных глазах с ног на голову.  Взрослеет он и превращается в нежный, ласковый цветок, и вызывает тот цветок восхищение у каждого, кто бросит на него взгляд.  Но невечно детство цветка.  Осыпаются его благословенные лепестки, и на их месте появляется тугой, крупный стручок.  Он быстро увеличивается в размерах, и жизнь стебля становится неспокойной: вся влага и сила, кажется ему, переходит к этому стручку. 
     Странную и сладкую муку испытывает стебель, не понимая, что происходит с его телом. 
     И однажды настает тот решающий миг, когда от малейшего прикосновения ветра, травы, человеческой руки созревший стручок выбрасывает в воздух свои семена. 
      После этого события облегченно дышит львиный цветок, чувствуя во всем теле львиную силу…Крепнет, наливается янтарными и изумрудными соками молодое растение. 
      Кажется ему, что с этого дня и начинается только его жизнь, как с первого выстрела – грозная битва.  И не знает юнец, только смутно чувствует душой и телом, что все его самые главные войны еще впереди. 
     .  .  . 
     Ниферон, спустя час после разговора с Фидеком, уже едва ли помнил о его существовании: были дела поважнее.  У дверей лаборатории его ожидала воинская колесница: ее хозяин, немолодой, низкорослый человек с торчащими в разные стороны, седыми волосами, едва завидев Ниферона, проворно спрыгнул на землю.  Он подошел к бальзамировщику вплотную и, прежде чем начать разговор, потянул его за рукав плаща в глубь лаборатории.  «Это что еще за явление природы? - хмыкнул про себя Ниферон. - Сейчас выяснится, что он зарезал кого- нибудь, и теперь хочет искупить вину, сделав тайно мумию…» Но догадки Ниферона оказались ложными.  Едва войдя в темноту и прохладу лаборатории, человек остановился и начал говорить низким, гнусавым голосом.  Ниферон давно замечал, что горе делает неестесственными человеческие голоса, подобно тому, как наводнение размывает берега Нила, превращая их в болото и жижу.  Вот отчего голос этого назначительного, внешне похожего на обезьяну, военачальника был таким странным! Чуть больше года назад, проходя с войском по одной из провинций вблизи Сиены, он увидел играющую на солнцепеке четырнадцатилетнюю девочку.  Полненькая, застенчивая девочка пришлась ему по душе, и он взял ее себе в жены.  Вскоре юная жена забеременела и хорошо, безболезненно носила ребенка до вчерашнего дня! Вчера его девочка взяла глиняный кувшин, чтобы идти за водой, да поскользнулась и упала возле родника.  И вот из-за этого несчастья ребенок – мальчик, кажется, он его не рассмотрел толком – родился мертвым, не дождавшись положенного срока.  Разумеется, он знает о том, что боги запрещают бальзамирование выкидышей.  Но - господин должен понять - молодая, несостоявшаяся мать вне себя от горя и хочет во что бы то ни стало бальзамировать трупик – сохранить его хотя бы для загробной жизни, если уж земная для бедного малютки закончилась, не успев начаться.  Так вот, он обращается к господину, поскольку наслышан об его искусстве, и просит…Он, разумеется, оплатит все расходы… Господина бальзамировщика ждет солидная сумма, в случае, если он только согласиться помочь и не будет болтливым.  Десять дебенов серебра – кажется, это достойное вознаграждение за такую незначительную работу, как превращение в мумию его нерожденного сына. 
     -Двадцать дебенов,- машинально перебил Ниферон, в раздумьи нахмурив брови и не видя того, как посетитель вкрадчиво, согласно трясет головой.  Дело сейчас было не в деньгах, да и стоило на самом деле изготовление мумии взрослого в – среднем пять дебенов, а ребенка – три-три с половиной дебена, можно было договориться и за два.  Страха перед законом Ниферон тем более не испытывал и в данную минуту раздумывал, пригодятся ли результаты вскрытия выкидыша при составлении его новой теории дегидрации мертвого тела.  Конечно, с одной стороны было бы интересно сравнить состав кожных волокон, их способность удерживать влагу, у обычного мертвого ребенка полутора-двух лет и у этого упыренка, эмбриона с неоткрывшимися глазами и склеенным ртом.  Но это так, искусство ради искусства, а может ли пригодиться подобный опыт на практике? Выкидышей обычно не бальзамируют, их зарывают в пустыне, подальше от дома, чтобы не мешали родителям зачать новое потомство.  Кстати говоря, интересно, что думает по поводу нового потомства этот господин со странными причудами? Он что, не верит в приметы? Быть того не может: он неврастеник, а все неврастеники верят в приметы, и даже выдумывают новые, чтобы укрыться за ними от страха перед реальной жизнью.  Ниферон пристально взглянул в лицо военачальнику.  Тот умоляюще смотрел на бальзамировщика, однако Ниферон ясно видел: к этой мольбе изрядно примешаны отвращение и ужас.  Его большие уши время от времени нервно подергивались, тело, покрытое кошмарными , седыми волосами издавало запах гниения.  И Ниферон не стал ни о чем спрашивать своего посетителя.  Что ему, в сущности, за дело до этого нервного, брезгливого типа и до того, собирается ли он в скором времени еще раз обрюхатить свою девочку? Ниферон и без того наверняка знал, что ответит этот обезьяноподобный самец – скажет, будто боги помогут ему с новым потомством.  О боги, боги! Бедная девочка!
     .  .  . 
     Получив согласие Ниферона, обнадеженный посетитель ретировался, чтобы в скором времени вернуться вновь, уже со своим выкидышем под мышкой, завернутым в грубое, домотканое сукно.  Бальзамировщика, сразу после его ухода начавшего готовить натровую смесь для засыпки маленького недо-тела, отчасти поразило, как быстро он вернулся.  «Все-таки военная колесница – самая удобная из всех этих современных повозок,- подумал Ниферон, увидев на пороге мастерской запыхавшегося военачальника,- в том смысле, что на необходимые разъезды тратишь куда меньше времени…Конечно, есть определенные сложности – тряска и все остальное, зато подумать только, какая быстрота! Вот и этот вернулся на удивление скоро, а я-то думал, что прожду его вместе с его упыренком полдня…» Но удивление Ниферона возросло до небывалых пределов, когда он, зачем-то выглянув на улицу, не заметил там никакой колесницы, зато возле самых дверей лаборатории увидел пухленькую девочку-подростка.  Большеротая и большеглазая девочка, с головы до ног обвитая белым, развевающимся шелком, глядела с испуганным покорством и равнодушно шевелила полной, босой ножкой раскаленный песок.  В первый миг девочка (очевидно, из-за своей длинной белой одежды) показалась Ниферону воскресшей мумией и он ахнул про себя, решив, что сходит с ума.  Он стремительной походкой приблизился к шелковой фигурке и коснулся тыльной стороной ладони ее плеча.  Нет, он не сходил с ума! Девочка посмотрела на Ниферона исподлобья, как смотрят детеныши песчаных кротов, не видя и не различая перед собой никого, больше доверяя запахам и звукам, чем собственным, слепым от рождения, глазам.  Она не подалась назад, когда изумленный Ниферон коснулся ее тела.  Бальзамировщик, убрав руку и стыдясь своего мгновенно исчезнувшего страха, участливо склонился к маленькой женщине (он уже догадался, что это и есть жена похожего на обезьяну военачальника и мать недоношенного ребенка):
     - Моя госпожа…Имя мне Ниферон…Сегодня я примусь за бальзамирование твоего сына. 
     Он не знал, что еще сказать этой малышке, уже прошедшей через муки родов.  Девочка подняла голову и посмотрела в лицо Ниферону.  Шелк соскользнул с ее головы. 
     - Я знаю тебя…Ты часто проходишь мимо нашего сада…- голос девочки обладал легкой хрипотцой, но был мягким и приятным,- Зачем-то отпускаешь свой возок и раба и идешь… А еще ты что-то шепчешь себе под нос… такой смешной!-
      Она робко улыбнулась смуглыми губами, а Ниферон, пораженный абсолютной неуместностью девочкиных слов, заметил, что улыбка у нее кривовата и напоминает оскал волчонка.  Бальзамировщик почтительно склонил голову и повернулся, чтобы идти в лабораторию.  Столкнувшись в дверях с выходившим отцом упыренка, взглянувшим на него с тупым подобострастием, Ниферон прикоснулся к его волосатой лапе и негромко сказал, кивая на девочку: « Дома дадите ей отвар каменной розы… вашей жене нужно поддержать нервы.  За младенцем приходите спустя двадцать дней – думаю, мумия к этому времени уже будет готова.  Тогда же и расплатитесь за услуги – раньше не тревожьте меня…И поберегите девочку!» Последнюю фразу он добавил неожиданно для себя самого.