— То, что общее, это не его.  Он и свое бы отдал, но не нам.  Я все удивлялась, как из дома воруют… А так и воруют! У него в голове нет такого, чтобы что-то считать твоим, моим, Кирилла.  Он зверем стал, его как огня бояться надо!
     — Хороший был диван, — мать покачала головой, рассматривая порезы. 
     — Плюнь! Поеду в город, куплю материал, обтянем, — тетя Вера пристроилась рядом.  — Не в диване дело! Зато на Сашку полюбовались во всей его подлости!
     — А сервиз-то! Двадцать пять лет берегла! Подарочек сделал мне на серебряную свадьбу с отцом! Слава богу, Митя не дожил до такого позора! — мать тихо заплакала, ткнувшись в плечо тети Веры, которая обняла ее и гладила по спине, успокаивая. 
     — Да бог с ним, с сервизом, — Кирилл не знал, то ли ему уйти, то ли остаться.  — Сашка у нас совсем с ума сошел?
     — Совсем, сыночка, — всхлипнула мать.  — То ли уж выгнать его… Убьет он нас тут когда-нибудь!
     — Да подожди ты, выгнать… Повоюем еще! — скривилась тетя Вера.  — Я думаю, остынет, вспомнит, посчитает убыточки, может, придет в себя.  Нам надо деньгами наказывать — его деньгами! Не вздумай ему ноутбук покупать!
     — А я знаю, куда он деньги прячет! — обрадовался Кирилл.  Он поднялся в комнату Александра, вынул шкафчик, открывая потайную секцию, вынимая скопленные братом сбережения.  Вернулся в гостиную.  — Вот!
     Мать запротестовала, но тетя Вера решила довести дело до конца, отсчитав на новый сервиз и на восстановление мебели.  Остальное положили обратно. 
     Александр вернулся, когда сели ужинать. 
     — Где мои деньги?! — глаза его сверкнули ненавистью.  — Быстро положили на стол! — приказал он. 
     По его перекошенному лицу внезапно поняли, что именно их Александр считает ворами и разбойниками. 
     — А, это те, которые взяли в возмещение убытка? — приятно улыбнулась тетя Вера.  — А ты думал, это все дешево стоило? Нет, Саша, мы тебя не держим, прощать никто ничего не собирается, и скажи спасибо, что мы пока решили обойтись без милиции.  Ты куда-то собирался? Вперед и с песней! — тетя Вера ладонью резанула воздух в направлении двери. 
     — Жизнь мытарей — она тяжелая! — усмехнулся Кирилл, наливая себе супа, вспомнив свой сон. 
     Все так — все так, как говорил старик.  Ни одной мысли, которая бы помогла человеку встать на ноги.  И ненавидим будешь за имя, которое умом твоим правит, потому что сделать что-то с этой мразью уже нельзя. 
     — Для Ирки деньги-то копил?! Прикинь, возвращается она из Египта, или из Америки… С двадцатью-то миллионами! — рассмеялся Кирилл, вдруг испытав подъем.  Враг у Сашки был не бог весть где — в голове! — А ты приходишь и достаешь из широких штанин… из робы, копейки свои, ложишь, обливая слезою лице ее, произносишь коронную фразу: вот, Ириш, все что имею!
     — Сумел заработать! — продолжила тетя Вера, прислушиваясь к Кириллу.  — Если, конечно, еще меня из квартиры не выставит… Вот это видел?! — она выставила вперед кукиш, сунув Александру под нос. 
     — Да, все, что сумел заработать… Как думаешь, возьмет?
     — Ну, деньги-то возьмет, а Сашку вряд ли, — засомневалась мать.  — Есть будешь? По-моему, Саша, это ты унижен, а не Мирослава, которая нянчит брата и помощи не просит. 
     — По-нашему, все мы одинаково тут думаем, — подсказала тетя Вера, поправив мать.  — И знаешь что? В следующий раз я тебя так припечатаю, пожалеешь, что родился! — пригрозила она. 
     
     Сашка в тот вечер хлопнул дверью, закрывшись у себя в комнате.  Он всю неделю ни с кем не разговаривал, пока мать не принесла очередную новость. 
     Спустя неделю после того случая, Мирослава вдруг решила выйти замуж.  Кажется, за казаха, которого учила русскому языку.  Она надеялась, что он поможет подправить дом, который разваливался на глазах, и ухаживать за Славой, которому становилось то лучше, то хуже.  Стоило ему выпить, как у него снова начинались приступы эпилепсии.  Лицо его было постоянно разбитым и опухшим, но выходя из таких состояний, он ничего не помнил.  Мать отговаривала ее, убеждая не торопиться, поскольку жених ее был человек новый, и раз он развелся, для этого должны были быть какие-то причины.  Мирослава поначалу согласилась, но вскоре, после еще очередной стычки с Александром, неожиданно поменяла решение.  И Александр вроде как-то сразу успокоился, понимая, что любовью тут и не пахнет. 
     Но тетя Вера и Кирилл вдруг увидели в этой неприязни нечто большее, чем просто ревность…
     Родители Славы и Мирославы были мертвы — а это наталкивало на определенные мысли.  Тетя Вера видела в этом дурной знак, она проводила аналогию между тем, что случилось с родителями Славы и Мирославы, и беспокоилась о матери, а Кирилл с некоторых пор стал разделять ее опасения.  Он шестым своим чувством вдруг сообразил, что возможно Мирка та самая девушка, через которую брата подловили на крючок — слова стариков из его сна не выходили у него из головы. 
     С тех пор его не покидала мысль сблизиться с нею. 
     Имея возможность с балкона обозревать село, Кирилл иногда следил за ее домом с помощью отцовского охотничьего бинокля, дожидаясь, когда она пойдет на реку, или в лес.  Но Мирка день-деньской была занята на работе или на огороде.  И неожиданно он открыл, что за их домом тоже наблюдают…
     Блеснули окуляры, и Кирилл отпрянул от штор. 
     Блеск линз от обычного солнечного зайчика он умел отличить — родители часто присматривали за ним, когда был маленький и гулял во дворе.  Снедаемый любопытством, Кирилл переключился с Мирославы на дом Штернов.  Теперь он точно знал, что их интерес к его семье не угас. 
     Но дни летели, а ничего не происходило.  Мало радости смотреть, как люди ползают по огороду кверху задом, или выгоняют в стадо скотину.  Все как у всех.  Наблюдали за ними лишь изредка и недолго.  Бинокли в деревне были в каждом втором доме — не охотник, так рыбак. 
     На какое-то время Кирилл успокоился, больше переживая о том, что Сашка снова сблизился с отцом Ирины Яковом Самсоновичем.  По непонятной причине, отложив переезд в город, тот снова работал сварщиком, постоянно обращаясь к Александру то за стройматериалами, то за рабочими — и все время старался втянуть его в какие-то свои делишки.  Сашка в последнее время возглавил бригаду строителей, домой возвращался поздно.  По просьбе матери Матвей Васильевич не спускал с обоих глаз — неприязнь Александра к дяде Матвею лишь усилилась, и теперь он заходил в гости много реже. 
     О своих подозрениях он поведал как-то за ужином, но фактом наблюдения за домом заинтересовалась только тетя Вера, матери было не до того.  Она до позднего вечера пропадала в больничных корпусах, в которых начался ремонт.  Наученная горьким опытом, она следила за всем сама, иногда останавливая рабочих, чтобы заменить цвет краски или поменять штукатурку на более качественную, или успеть выбить под ремонт у Артура Генриховича дополнительные средства.  Она лишь пошутила в ответ, взлохматив его волосы, что и он проявляет нездоровое любопытство. 
     И вот в один из таких дней встал вопрос о том, где и как хранить заготовки.  Старая овощная яма обвалилась, использовать для хранения его было нельзя. 
     Банки в столовой уже мозолили глаза своим видом.  За них то и дело запинались.