— Он и есть городской, охотники два года назад оставили.  Он при больнице живет, иногда в магазине попрошайничает.  В общем, ходит тут по центру.  Ну что, согласен иметь такого друга?
     — Мам, спрашиваешь! — восхищенно выдохнул Кирилл, преданно заглядывая в почти человеческие глаза.  Пес еще не понимал, что жизнь его изменилась, но немного встревожился, когда его потянули к машине, пытаясь вывернуться из ошейника.  Но как только мать открыла дверцу, кликнув Туза, он, не раздумывая, залез в машину, располагаясь с грязными лапами на заднем сидении.  Глаза его заблестели, он нетерпеливо заскулил, поторапливая. 
     Туз, скорее всего, решил, что его везут в город к хозяину.  Дома он слегка растерялся, поняв, что привезли его не туда, куда он стремился попасть.  Несмело остановился у ворот ограды, принюхиваясь.  А после по по-хозяйски обошел двор, раздумывая, что бы это все значило. 
     Мать вынесла ему воды и миску супа, добавив туда хлеба.  Туз с жадностью все это съел, попил воды.  Кирилл принес с сеновала старое сено, бросил в будку, сверху положил старое пальто, позвал Туза.  Тузу будка понравилась, хотя для него она была, пожалуй, маловата: пролазил он едва-едва, да и встать во весь рост не получалась, но, или он понял, что теперь у него есть дом, или просто подметил у собак, пока искали цепь и прилаживали на трубу, которая шла вдоль ограды, Туз сидел в будке, высунув наружу только морду — на первое время его решили подержать на привязи.  За долгий срок скитаний пес отвык от внимания и человеческой речи и, похоже, чувствовал себя неловко, с любопытством прислушиваясь к разговорам. 
     А Кирилл на Туза не мог наглядеться, он был совершенно счастлив — мечты сбываются! В Черемушках такого пса не было ни у кого.  Несколько запоздало, но он вспоминал все команды, которые положено знать воспитанной собаке — сидел, лежал, вставал рядом, подавал голос и лапу, и при этом как-то сразу понял, что хозяин его Кирилл.  А когда сообразил Туз, что он теперь не бездомный, обрадовался не меньше, не обращая внимания на Александра, который отнесся к появлению нового жильца равнодушно.  Наверное, он решил, что Кирилл и мать с него достаточно, а иначе, стали бы мыть шампунями и выводить блох? Будка у него была своя, своя территория.  Так стоило ли расстраиваться из-за человека, который не знал, как себя убить?
     А на следующее утро рано по утру, разбуженный петухами, Туз вылез из будки, впервые ответив на утреннюю перекличку, как рекомендующий обходить его территорию стороной.  Из груди его вырвался такой угрожающий вой, что на всех концах Черемушек собаки примолкли, Тронутый вниманием к своей персоне, Туз постоял минуты три, прислушиваясь и недоумевая, почему ему не перечат, попробовал погавкать — и, не дождавшись ответа, вернулся в будку, захватив по дороге кость, оставленную накануне. 
     
     
     День выдался солнечный.  Первомайские праздники решили отметить с размахом.  Ближе к вечеру приехали тетя Вера и давняя подруга матери тетя Августа.  Туз обнюхал новеньких и для порядка порычал, сразу же успокоившись, когда Кирилл объяснил ему приказом «Фу, свои!». 
     Увидев преобразившийся дом, обе они остановились безгласно у калитки, задрав голову в немом молчании.  Листья еще не распустились, но почки раскрылись — двухэтажный особнячок утонул в зеленоватой дымке.  Дом они еще не видели, и похоже, не ожидали застать его в таком состоянии.  Пораженные до глубины души, они не сразу зашли, обойдя его со всех сторон — и сад, и огород, напившись воды из колодца.  Луг за огородом еще белел подснежниками, возле весеннего родника, стекающего в направлении реки, ярко-зелеными кустами зацветали сочные стебли лягушачьей травы и выпускали свои саблевидные листья камыш и осот. 
     Вообще тетя Вера была старше матери на три года, но выглядела моложе.  Часть своей жизни она прожила с мужем на дальневосточной заставе, и с тех времен сохранила некоторый акцент.  Делать ей там было нечего, и она полностью посвятила себя познанию и созерцанию.  Выучила японский и китайский языки, заочно и экстерном сдав экзамены закончила филологически, после чего развелась с мужем и на пять лет уехала в Японию, устроившись переводчицей.  Там она переняла некоторые японские традиции и пристрастилась к суши.  Пресытившись Японией и частично Китаем, она вернулась, на некоторое время забыв об этих странах, занявшись исследованием собственной истории и культуры.  Закончила исторический — тоже заочно и тоже экстерном.  И снова заболела, уже Египтом.  В Египте и Сирии она прожила еще пять лет.  Потом были Монголия и Гималаи, где увлеклась йогой.  Семь лет назад ее вдруг как подменили — она внезапно вернулась, нашла мужчину своей мечты, раздобрела, большую часть времени проведя за плитой и с тряпкой в руках.  Спустя три года снова переосмыслила свою жизнь, решив, что семейная жизнь не для нее, подписала несколько контрактов на перевод книг и углубилась в какой-то свой, придуманный мир, так и не сумев смириться с бытовухой.  Но надолго уже не уезжала, посвятив себя матери и Кириллу с Александром.  Он густо и ярко красила ресницы и брови.  Короткие волосы ее были неестественно малинового цвета.  По-молодежному носила вязаную юбку-мини, черные колготки с узором и короткую коричневую кожаную куртку.  Единственное, о чем она сожалела, то что не может иметь детей.  Первая беременность закончилась выкидышем, и при чистке матки врач занес инфекцию.  Сама тетя Вера тогда выжила чудом. 
     Кирилл любил тетку Верку безумно, восхищаясь ее и проводя с нее, наверное, больше времени, чем с матерью и отцом, вечно занятыми и не имеющими представления о многих вещах, которые его интересовали.  И она отвечала ему тем же, поддерживая во всех его начинаниях.  И так однажды он стал на коньки, потом на ролики, потом освоил скейтборд, трижды прыгнул с самолета с парашютом, и, наконец, забил на все, увлекшись археологией, мечтая поступить или на исторический факультет.  Пробовал разобраться в египетских и японских иероглифах, но склонность к такому роду занятий оказалась нулевая.  Понять можно, вспомнить, как это произноситься, наверное, смог бы только японец или тетя Вера.  Взять, к примеру, меч.  И солнечный свет.  Казалось бы, какая между ними связь? «Это язык чувств, мыслей, телепатов!» — восхищенно ворковала тетя Вера, пока он, испытывая некоторый шок, тупо пялился на иероглифы, пытаясь запомнить хоть что-то. 
     Тетя Августа не молодилась.  Они дружили с матерью с института, когда их поселили в одной комнате в общежитии.  Сразу же после института она вышла замуж и поменяла профессию.  Полная, невзрачная на вид — но ее прическа и костюмы всегда оставались безупречны.  Всю свою жизнь она проработала главным бухгалтером на крупном заводе, а когда завод перешел в частные руки, ее сократили, приняв на ее место молодую девчонку.  После увольнения тетя Августа год пыталась справиться с сильнейшим стрессом.  В конце концов, как основная часть интеллигенции, подалась на рынок.  Она была кормилицей в семье с тремя детьми и мужем-домохозяином.  После, когда завод обанкротился, ей снова предложили возглавить финансовый отдел, но она предпочла маленький семейный бизнес чужому.  От пережитого стресса с того времени у нее осталась любовь к быстрой езде.  Так она с ним справлялась — выезжала на безлюдную дорогу и выжимала скорость до предела.  Никто уже и не сомневался, что она бъеться.