. . 
     Вскоре оба дела были сделаны.  Чудище погрузили на волокуши, и мужики попеременно впрягались в них, тягая за собой на веревках.  Охотники двинулась в обратную дорогу, довольные собой - они возбужденно переговаривались. 
     Митька пару раз пытался пнуть Чудище, однако получил от старосты подзатыльник и насупился.  Он-то считал себя самой пострадавшей стороной, а значит имеющим полное право мстить, а тут подзатыльник. 
     До деревни добрались уже под вечер, когда на улице почти совсем стемнело.  Все вымотались до предела.  Чудище оказалось очень тяжелым, несмотря на свои относительно небольшие размеры.  Радовало то, что за все время пути оно не пыталось ни бежать, не вырываться, лишь слабо поскуливало, да что-то временами ворчало себе под нос. 
     Тишины и покоя охотники не встретили.  Жители деревни от мала до велика, за исключением уж совсем дряхлых стариков и несмышленых младенцев, высыпали на улицу.  Они приветствовали героев.  Шутка ли? Изловлен зверь - не зверь, но нечто такое, что уже давно наводило разорение на огороды и хозяйства.  Сыпались вопросы, восклицания, ахи-охи, и вообще галдеж поднялся невообразимый.  Некоторые горячие головы нарыхтались тот час же развести костер и поджарить гада, дабы не давать тому шансов.  А вдруг сбежит?
     Все споры и предложения на корню обрубил староста:
     - Сегодня все спать.  Чудо положим в мой сарай, а уже поутру, да при свете отца-солнышка свершим праведный суд. 
     Народ расходился медленно и нехотя.  Люди все еще надеялись донести до старосты свои собственные мысли по поводу судьбы Чудища.  И это притом, что все отлично знали - препирательства ни к чему не приведут.  Игнатий Трифонович слыл человеком жестким, но справедливым.  Сказанного раз слова он почти никогда не менял.  Крайне редко шел староста на уступки голосящей толпе.  Сейчас сельчане желали быстрой крови.  Ничего, перебьются. 
     В общей суете староста ненадолго остановил Митькиного отца.  Сам парнишка не слышал, о чем они обмолвились, однако дома, вопреки ожиданиям, его не пороли.  Отец лишь сурово посмотрел на сына и отправил спать, мол - поговорим потом.  Но какой тут мог быть сон? Мальчик ворочался с боку набок, не в силах уснуть.  Все те переживания и эмоции, которые вместились в один короткий день, теперь снова оживали.  Что принесет завтрашнее утро? Каким окажется Чудище? Что с ним сделают? Эти и многие другие мысли бродили в голове Митьки.  Лишь незадолго до первых петухов усталость все же сморила его. 
     
     Утро выдалось жарким.  В том смысле, что обычные повседневные заботы, которые никак нельзя отложить, надо было завершить как можно скорее.  В деревне вставать рано - обычное дело, особенно в пору страды или сенокоса.  Ну, прибавилось немного дел, ну сжались привычные сроки - не страшно.  Ведь впереди предстояло такое, что далеко не каждый год увидишь. 
     Когда солнце появилось над верхушками деревьев - народ, радостно переговариваясь, собрался перед домом старосты.  Именно тут чаще всего проходили сборы, здесь спорили и выносили решения.  За утренние часы несколько мужиков соорудили прямо на земле небольшой бревенчатый настил, в которые вбили массивные кованые крюки. 
     Вскоре из дверей появился сам Игнатий Трифонович.  Народ заволновался, засвистел, полетели выкрики о том, что давно пора начинать и нечего попусту народ томить.  Староста и не стал более томить.  Жестом повелел вести пойманное накануне существо.  Тут в первых рядах, конечно же, были Данила с Гаврилой, как люди опытные в этом деле, повидавшие.  Никто особенно им и не прекословил - ребята веселые, зашибут ненароком, не заметят даже. 
     Братья вошли в сарай и вскоре оттуда донеслись вполне себе красочные нецензурные высказывания, от которых матери принялись затыкать уши своим лыбящимся чадам.  Потом богатыри выволокли-таки на свет божий того, кто стал предметом деревенского беспокойства.  Толпа раздалась дружным ревом и расступилась, дав возможность близнецам дотащить существо до настила.  Чудище крепко-накрепко привязали за руки и за ноги к крюкам, распутали.  Теперь оно получило небольшую, но свободу.  В спеленатом виде его было не рассмотреть, а так - другое дело.  Одна незадача - от долгого лежания в путах оно теперь не могло двинуться.  Валялось на бревнах и затравленно зыркало на мучителей. 
     - Ну и кто же ты, Чудо-Юдо? - медленно подходя к настилу, спросил староста.  Разумеется, ответа никто не ожидал.  Игнатий Трифонович обращался больше к собравшемуся люду, рассуждал, пытался понять.  Чудище начало понемногу приходить в себя - подвигало руками, с трудом перевернулось на бок.  Однако никаких враждебных намерений пока не выказывало.  Оно свернулось в комок, подобно загнанной в угол мыши. 
     Теперь его можно было рассмотреть достаточно хорошо.  С виду ростом ниже среднего мужчины - оно сильно сутулилось.  Широченные плечи и огромные кулаки выдавали в нем недюжинную силу.  Ноги на удивление кривые и короткие по отношению к остальному телу.  Даже странно становилось - как на таких вообще можно бегать, разве что ходить вразвалку.  Мышцы под кожей отчетливо бугрились, однако выглядели какими-то исковерканными, угловатыми.  Их можно было бы сравнить с пучком толстых переплетенных между собой старых канатов. 
     Митька с трудом протиснулся в первый ряд и теперь с широко распахнутыми глазами смотрел на то, что вчера с легкостью могло бы свернуть ему шею.