-- Похоже, нет.  Если хочешь, я быстренько сбегаю. 
      -- Да ладно, сядь ты, -- сказал Андрей, отправив в рот кусок сыра. 
      Он исподлобья наблюдал за девушкой.  Ее присутствие в просторной кухне казалось иллюзией.  Яна машинально размешивала сахар маленькой серебряной ложечкой, тихо постукивая ею по бокам кружки.  Спутанные волосы черными прядями лежали на плечах.  Покрасневшие от перенапряжения глаза смотрели сквозь сахарницу -- девушка явно улетела мыслями в другое измерение. 
      -- Ян, ты где витаешь?
      Она встрепенулась, будто только что проснулась. 
      -- Нигде.  Просто я песню новую написала, думаю, как ее лучше оформить.  Хочу, чтобы звучал орган вперемешку с тяжелой гитарой.  А в конце вступали духовые.  Красиво получится.  Хочешь, я тебе пока в акустике сыграю?
      -- Нет, не хочется сейчас слушать о демонах и разрушении.  Иди лучше ко мне. 
      Андрей притянул ее за руку и посадил к себе на колени. 
      -- Какая ты легкая!
      Она увернулась от поцелуя.  Ее глаза пылали обидой и разочарованием. 
      -- Андрей, зачем ты приходишь ко мне? Только чтобы переспать? Тебя ведь совершенно не интересуют ни моя жизнь, ни мои фантазии, ни моя музыка.  Неужели я, как человек, тебе совершенно безразлична? Но почему тогда я?
      -- Опять заводишь свою шарманку? -- вспылил Андрей.  -- Ты мне нравишься, мне хорошо и легко с тобой, мне приятно твое общение.  Но я не люблю ТАКУЮ музыку.  Понимаешь?
      -- Не понимаю, -- она соскочила с его коленей.  -- Мое творчество -- это отражение моего внутреннего мира, который ты не принимаешь.  Как я могу тебя привлекать в общении, если ты противишься моим самым глубоким мыслям?
      Подобные разборки всегда раздражали Андрея.  Было ли любовью чувство, заставлявшее возвращаться в редко убираемую квартиру.  Он называл одержимость Яны темной эстетикой, которую хронически не выносил, "болезнью".  Неизлечимой, прогрессирующей, заразной.  Оттого и не любил слушать ее песни -- они надолго оставляли привкус безнадеги.  Иногда Яне удавалось уговорить его оценить новое творение, но это всегда кончалось обидами и отторжением.  С ее стороны. 
      Пожалев, что поддался желанию побыть рядом, Андрей порывисто вскочил со стула и направился к двери. 
      -- Лучше готовить научись, чем песенки писать, -- крикнул он с порога. 
      Яна вздрогнула от хлопка двери и опустилась на табурет.  Из ванной комнаты, царапая линолеум когтями, вышел рыжий кот и, потянувшись, запрыгнул хозяйке на колени. 
      -- Вот видишь, Зверь, нет в жизни счастья. 
      В ответ кот мурлыкнул и потерся шерстяной головой о локоть Яны. 
      -- Знаю-знаю, ты меня любишь, -- девушка потрепала рыжего по холке и опустила на пол.  -- В отличие от некоторых. 
      В душе скопилась обида, подкрепленная вновь разыгравшимися комплексами.  Яна -- известный музыкант, позволявший себе выпускать альбомы раз в два года -- страдала самым жестоким недугом -- нехваткой себялюбия.  Она поднялась и подошла к огромному зеркалу, висящему у входной двери. 
      -- Мда. . .  обделил тебя Боженька личиком, -- сказала она отражению. 
      Черты ее лица были резкими и неправильными: раскосые глаза, широкие скулы и нос, прямой длинный греческий нос, который она ненавидела, считая своим главным недостатком.  Но в бледности этой мраморной маски таилось что-то столь притягательное, что многие считали Яну красивой.  По-своему красивой. 
      В комнате раздался грохот и мимо Яны мелькнула рыжая тушка с всклокоченной шерстью, скрывшись за поворотом. 
      -- Зверь, что ты уронил на этот раз?
      Кот в темноте сверкал шкодливыми глазами из-под ванной.  Яна подняла с пола лампу и вернула ее на тумбочку. 
      -- Больше так не делай. 
      Через открытую дверь в смежную комнату виднелся безмолвно застывший синтезатор, соединенный бесчисленными проводами с компьютером, микрофоном и другими устройствами звукозаписи.  Яна подошла к нему, пробежала пальцами по черно-белым клавишам.  Неподключенные к сети, они издали лишь невнятное шипение. 
      -- Не хочу, -- сказала она то ли аппаратуре, то ли себе. 
      Сбросив тапочки, Яна завалилась на диван.  Лень и безвольность овладели всем телом, ей не хотелось ничего делать, не хотелось никого видеть.  Даже Зверь, попытавшийся по обыкновению забраться под бок, резким жестом был скинут на пол.  Яна закрыла глаза и провалилась в сон. 
     
      Холод пропитал воздух насквозь.  Стены и огромные -- в три человеческих роста -- колонны покрылись изморосью.  Она лежала на стеклянной столешнице широкого круглого стола с резными ножками в центре громадного зала, пытаясь понять, как попала сюда.  На расстоянии вытянутой руки от Нее на ледяном полу стоял диван, столь же огромный, как и все вокруг.  Казалось, что здесь обитали не люди, а великаны.  Сквозь высокие викторианские окна лился яркий солнечный свет, но даже он не приносил тепла. 
      Она ощутила прикосновение.  Обжигающе-ледяная рука коснулась Ее щеки, оставив отпечатки пальцев онемевшими островками на коже.