Четыре года уже, а она не видит, не слышит, корчит ее… Ведь не донесешь! — осуждающе и обеспокоенно проговорила одна из женщин. 
     — Донесу! Своя ноша не тянет! — бросила невысокая худенькая женщина, спокойным ровным голосом, не выдавая никаких чувств. 
     Любка пошевелила пальчиками, заметив, что чувствует их, как себя самою.  Ей было не до взрослых.  Мир ворвался в ее жизнь, открывая ей себя, лишь отметила, что последний голос она знает — подсознательно, как будто она уже его слышала. 
     — Куда ты ее потащила-то? — сквалыжно проворчала самая старая подслеповатая женщина, чем-то похожая на ту, маленького роста.  Из-под ее платка выбились пряди седых волос. 
     Любка вздрогнула — и этот голос приходил к ней не раз, вызвав неосознанную тревогу. 
     — Фотографироваться идем.  Фотограф из райцентра обещался приехать, я объявление видела.  Четыре года нам уже, а у меня ни одной ее фотографии нет.  Поди, помрет, помянуть не смогу, — снова так же спокойно ответила женщина, которую называли Тина.  Она тяжело вздохнула. 
     Любка уже не слушала.  Ох, какая красивая букашечка! Это больно, или потерпеть? Пока букашка ползет, вроде ее не чувствуешь.  Так теперь будет всегда, или это ненадолго? И где это все было раньше? Любка растерялась. 
     — Да уж, — согласилась старая женщина, со злостью взглянув на нее.  — Девка такая красивая.  Родила от дурака, терпи теперь. 
     — Че он дурак-то, с чего… мужик как мужик.  Мало их таких?
     — Пьяный, поди, был, — предположила старушка. 
     Ух ты! Какой огромный зверь… Страшно! Любка облилась ужасом, заметив, как рядом прыгнуло огромное мохнатое существо, в два раза больше ее.  Она пыталась определить, как к нему отнестись.  Зверь как будто ее не заметил, покрутившись возле больших людей. 
     Надо же, его погладили… И совсем не боятся. 
     Страх ушел.  Теперь она могла его рассмотреть — на вид он сразу показался ей мягким и пушистым.  Она неосознанно потянула к нему руку, чтобы пощупать.  Не дотянулось… Высунув розовый язык, зверь скакнул в траву совсем рядом.  Любка высунула свой, сравнив ощущения.  Боли нет.  Кончик языка нащупал что-то твердое во рту. 
     — Нормальный был… Это я перед родами сильно покалечилась, лошадь понесла, видно повредила ее.  Андрей, ты бы мне лошадью-то помог… А то и, правда, не донесу.  Большая она стает. 
     — Тина, не придумывай, сейчас все брошу… Сенокос закончится, потом, — отмахнулся мужчина.  — Погоди маленько, свожу. 
     — Давно обещался, не дождешься.  — обиделась Тина.  — Куда свозишь? Фотограф уедет! Вроде брат, а ни о чем попросить нельзя!
     — Да ну на тебя, придумала тоже! — закричала на нее старая женщина.  — Бери литовку да коси! Сама калека и калеку родила.  Зачем тебе ребенок-то понадобился? Пизда зачесалась?
     — Че косить, молоко у соседей покупаю… Сами и косите! — в сердцах бросила Тина, сплюнув.  — Будто ей много надо! — она ткнула в Любку.  — Литру не допросишься у вас!
     Любка недовольно взглянула в сторону взрослых — громко разговаривают, так что не понять, кто прожужжал возле уха.  И еще какой-то звук, похожий на тот, который она все время слышит в ушах.  Но теперь он как будто отодвинулся, или вышел наружу. 
     Женщина в нарядном белом платье с красными маками, которая отвернулась и все это время косила с недовольным лицом, повернулась с мученическим лицом. 
     — Было бы! Не доится корова совсем, возьми да посмотри! У меня, Тинка, трое мужиков.  Их не накормишь, озвереют.  Да еще мать ваша на мне.  А ты в доме инвалидов на всем готовеньком!
     — Ты, Мотя, горшки-то повыноси за стариками! Там половина лежачие, их и помыть надо, и поворотить, и посадить, и накормить… — расстроено проговорила Тина. 
     — Я слышала, закрывают его?! — позлорадствовала женщина в платье с маками. 
     — Закрывают… В город скоро всех перевезут, без работы я останусь.  Ой, не знаю, что буду делать.  Врач тоже уезжает, который Любку поставить на ноги обещался.  И нас, нянечек, зовут.  Но на первое время жилья не будет.  Хотела вас попросить, девку, может, мою подержите у себя? Это ненадолго, на год… Через год, говорят, дом достроят, квартиру выдадут. 
     — С ума сошла? — всплеснула руками старая женщина.  — Да на что она нам?! Ты с ума не сходи и на нас не рассчитывай! — отрезала она.  — Че мы с твоей калекой будем делать? Она лежачая, да еще корчит ее постоянно.  Сопли, слюни, говно… ты ее породила, ты, давай, ее и… — старая женщина махнула рукой вдаль, отвернувшись и широко взмахнув литовкой. 
     Любка знала много.  С сегодняшнего дня.  День, в который она пришла в этот огромный и красивый мир.  Всему требовалось осмысление.  Значит, здесь она будет жить! Ну что ж, ей пока нравилось.  Она наморщила лоб.  Надо было что-то со всем этим делать, а что, она пока не знала, но так чувствовала. 
     Мужчина промолчал, не вмешиваясь, потянулся за оселком, который лежал рядом с Любкой.