Как учителям, неподалеку от школы, в двухэтажном здании в самом центре села им сразу дали огромную квартиру с тремя комнатами.  Вещи, которые они привезли с собой, многим казались признаком роскоши.  Две стенки, буфет, трюмо, круглый стол на гнутых ножках…
     Инга была красивая, не признать этого у Любки не получилось. 
     С волнистыми огненно-медными волосами, заплетенными в толстую косу.  С огромными голубыми глазами.  Пожалуй, худенькая, но изящная — и умница.  Училась она хорошо.  И одевалась, не как все — одежду на вырост ей никто не покупал.  Платья и юбочки были короткими, так что всегда можно было видеть коленки.  И колготки, не из хлопка, когда коленки вытягиваются после первой стирки — и белые, и сиреневые, и желтые с бабочками.  Спортивный костюм специальный, с красивой молнией вместо пуговиц.  Свое светлое коричневое платье она одевала редко, только по праздникам, когда просили прийти в белом фартуке.  В другое время ходила в юбке или шерстяных сарафанах поверх красивых шелковых блузок, украшая себя не только пионерским галстуком, который выглядел как повязка, но и такими, которые носили мужчины — и синий, и черный, и с вышивкой.  И сапоги не сапоги.  Такие даже Нинкина мать не смогла достать — темно-зеленые, с сиреневыми и розоватыми мазками.  Не то что у других, когда на два размера больше, чтобы по распутице можно было одеть с шерстяным носком. 
     С Ингой у Любки отношения не сложились сразу.  С первого дня.  Когда Любка вспоминала об этом, то, наверное, винила себя, а не Ингу.  Но перегибать палку все же не стоило. 
     Ингу посадили с нею, других свободных парт не было.  Любка восприняла ее с воодушевлением и восхищением, старясь подсмотреть, как она пишет.  Паста у Инги была не синяя, а светло сиреневая.  А сама ручка, словно сделанная по заказу из цветного стекла. 
     Но ненадолго…
     Инга вдруг уставилась на нее и закричала в ужасе, отскочив. 
     Оказывается, всего ничего — на лоб выползла вша. 
     Николка принес их из садика, а чемеричной воды в аптеке как раз не продавали.  Привозили ее редко, она считалась страшным дефицитом.  Так пока и жили, стараясь вычесать вшей частым гребнем.  Но волосы у Любки были густые, непослушные и кудрявые, и нередко за ночь закатываясь в войлок — не иначе, домовой ее тоже невзлюбил! — и вши плодились с немыслимой скоростью.  Никто дома внимания на это не обращал.  Мать столько расчесок извела на Любкину голову, что, в конце концов, просто плюнула, дожидаясь, когда привезут отраву. 
     И такой начался переполох!
     Для Инги, первым делом, поставили дополнительную парту.  И грозно пересадили Любку на ту самую парту в конце, освободив для Инги ту, которая стояла в середине ряда.  Села она за нее только после того, как Любка ее помыла с содой.  Учительница сама принесла ведро и тряпку и все время, пока она мыла, стояла над нею, рассказывая ребятам, как вши могут прыгать на два метра и переползать с человека на человека, и что они вызывают страшную болезнь, которая называется «брюшной тиф». 
     Потом проверили на вшивость остальных. 
     Вши были у всех, но почему-то об этом никто не вспомнил, боязнь вызывали лишь ее насекомые. 
     
     С того самого дня Любка разошлась со всем классом, обнаружив, что никто с нею не разговаривает, и даже стараются обходить стороной.  Теперь все смотрели Инге в рот, чего бы она ни сказала — и старались как можно хуже отозваться о Любке. 
     И не удивительно! Все же дружба с Ингой давала несомненные преимущества. 
     Во-первых, игрушки, ни у кого не было таких — несколько кукол с волосами и закрывающимися глазами, плюшевый мишка, которые она приносила в школу, значительно повысили ее рейтинг.  Во-вторых, в интернате, тем, кто дружил с Ингой, разрешали смотреть телевизор в кабинете воспитателей.  В-третьих, позволялось ходить с нею на индийское кино на детский сеанс.  Так что дружить с ней старались не только в классе, но и в школе. 
     А про Нинку из второго Б и говорить не приходилось, теперь они дружили мамами…
     В отместку Любка плюнула на домашние задания и на учительницу, которую с того самого дня, как она сунула ей в руки тряпку, будто она была заразная, перестала уважать.  Она не только не делала уроки, но и не торопилась отвечать.  И когда та злобно шипела и выгоняла из класса, только радовалась.  Уж чего-чего, а видеть их всех Любке хотелось меньше всего. 
     Заметив, что она не делает уроки, Инга, которую уже через неделю выбрали старостой, развила бурную деятельность, предложив классу взять над нею шефство. 
     Шефство доверили интернатским, которые на Ингу буквально молились, тем самым еще больше раздражая Любку.  После уроков ее хватали и тащили в интернат, усаживали за стол и, пока смотрели телевизор, велели делать уроки, приставляя дерущуюся охрану. 
     Или пытались причесать, как будто она была им куклой…
     Ну, не сказать, чтобы было уж очень плохо.  Ее даже иногда подкармливали котлетой. 
     Но Любка никогда не следовала правилам, которые ей диктуют, а уж тем более не продавалась за пирожок.  Она не считала одноклассников умнее — выучить стихотворение или таблицу умножения, пока отвечают другие, мог не каждый.  Хуже, теперь уроки перестали делать другие, которым из-за нее на уроки не хватало времени.  Или делали те же ошибки, которые она им подсказывала.  До конфликта у Любки часто брали списывать, училась она, чуть-чуть не дотягивая до отличницы.  К тому же, мать несколько раз избила, когда он не смогла вовремя забрать из садика Николку.  О том, что происходить в школе, Любка матери не говорила, чтобы не расстраивать ее.  Раз пять портфель в одиночестве ночевал в интернате, когда Любка смогла улизнуть от надзирателей, обвинив их, что уроки не сделаны именно по этой самой причине. 
     В общем, вскоре шефство учительница приказала отменить.  На всякий случай ей объявлен был бойкот, но потом отменили и его, потому что дружить с Любкой и раньше не дружили, а не замечать ее, значить упустить возможность показать себя, тем более, что так она могла не появляться на общественных мероприятиях, без зазрения совести отправляясь смотреть телевизор и читать книги в библиотеку. 
     С тех пор так и повелось.  Чтобы вызвать к себе интерес, старались позабавить остальных, избивая ее.  Сама Инга руки о Любку не марала — она считала себя очень воспитанной. 
     Даже слишком…
     Так однажды, когда она училась в четвертом классе, в квартире у учительницы, которая приглашала Любку в гости, даже не обратив на это внимания, Любка взяла ножницы и, поставив острием к низу, повертела вокруг оси.  Мать Инги и сама Инга в это время тоже сидели за столом — они, как и Любка, часто заходили в гости к Алле Игнатьевне, жили они по соседству.  Любка в их присутствии чувствовала себя неловко, делать ей было нечего, мать Инги и сама Инга старалась сделать вид, что ее как бы нет.