— Четверть их кормильцев погибли в той войне… Кроме того, Боги пришли на помощь, из осени, мы сразу ступили в лето… Скоро созреет новый урожай! Зачем же было принуждать народ к новым жертвам?!
     — Ты не имел права обсуждать и высмеивать приказы Совета! Решение было принято не только магами, но и учеными-экономистами, которые сами попросили нас о помощи. 
     — Вы разорили народ и перевели деньги в банки, которые разошлись по подпольным счетам, откуда их уже не достать, — зло бросил юноша.  — Я не понимаю… Кто манипулирует и Советом, и учеными?
     — Оливарн! — грозно воскликнул один из магов, поднимая руку, останавливая юношу.  Маг тут же успокоился.  — Твое нежелание слышать мудрость старейших еще раз доказывает, что многие вещи, которые случились в последнее время, имеют тебя наставником.  Младенец перенес нас из осени в весну, украв у нас полгода жизни! И ты намерено скрыл, что почувствовал боль, когда мы пытались лишить ее силы. 
     Оливарн побледнел.  Он стоял перед Любкой, немного сбоку, словно бы она сидела где-то рядом. 
     Один из магов прошел мимо, потрепав ее за щеку. 
     — Какой милый мальчик!
     — Это мой брат, Илорин, — лицо Оливарна стало еще бледнее, он попытался заслонить Любку собой.  — Он болен… он… распорол себе живот…
     Теперь боль сместилась в животе чуть ниже, словно там, внутри ее, горел огнем. 
     — Мы могли бы помочь, — один из магов привстал, внимательно вглядываясь в лицо Любки. 
     — Вы обидели меня, Учитель, — торопливо остановил его Оливарн.  — Вы не доверили бы мне даже ребенка? Неужели я такой плохой ученик?
     — Нет, ты хороший ученик, — маг взглянул на Любку с сожалением.  — Итак, мы рассчитываем на твою помощь!
     — Да Мудрые, я… я согласен, — смиренно и подавлено произнес юноша.  — Но мне нужно собрать кое-какие вещи… если вы позволите…
     Оба мага вышли. 
     Оливарна пробрала дрожь.  Он кинулся к Любке, приподнимая ее на постели. 
     — Илорин, Илорин… Та девочка… Ты должен защитить свою душу! Пожалуйста, не говори никому! Мне кажется, они сошли с ума, если думают, что можно так противиться Богам! Твоя болезнь… она будет долгой… Но ты будешь жить — и ты должен помочь и ей, и мне! Я буду рядом и помогу вам обоим! Мой посох… Я сам сделал его, чтобы исследовать тот мир… Мы вернемся! Не забывай меня! — Оливарн покрыл Любку поцелуями, крепко прижимая к себе. 
     
     Боль немного отступила, теперь Любка могла вздохнуть. 
     — Где мой брат?! — позвал ее голос из глубины подсознания ясно и отчетливо. 
     — Я не знаю! — прохрипела Любка, пытаясь нащупать его и закрыться. 
     — Вспомни, что произошло! — мягко и настойчиво приказал голос. 
     — Я не помню, — закрываясь от голоса, Любка едва доползла до постели.  — Я не могу!
     — Попытайся! Мне нужно! Здесь все, все умирает! Наверное, я один, кто еще что-то может…
     — Я знаю, это… вы звери! Так вам и надо! — хрипло и зло прошептала Любка, испытывая слабость, которую не могла побороть.  Словно ее придавили каменою плитой. 
     Голос какое-то время растеряно молчал.  Потом вдруг в сознание ее ворвалось отчаяние и обида. 
     — Я ждал столько лет! Прошу тебя…
     — Хорошо, — Любка поняла, что он не отпустит, пока она ему не расскажет.  Непонятно откуда свалившийся на нее голос ее напугал.  Там на другой стороне маг был не менее сильный, чем она.  Она училась у него, украдкой или по его желанию ворую знания, а не он, который мог собирать их отовсюду.  Не иначе, ее сила в какой-то степени передалась ему.  — Я попробую!
     
     
     — Мы закрыли ее от духов, чтобы ни одна мудрая мысль не пришла к ней от Богов, наложили проклятие, чтобы ее ненавидели люди, проткнули и выжгли разрядами мозг, чтобы она навсегда осталась растением… Но этого нам показалось мало! Мы решили покормить ею червей, заведомо зная, что она не сможет им противостоять… Я буду ненавидеть себя до конца свих дней. 
     Оливарн был вне себя от гнева. 
     — Вы не правы, коллега.  Мы боролись не с человеком, — твердо произнес старый-престарый маг, польстив своему ученику.  Руки его дрожали, и сам он выглядел так, будто стоял одной ногой в могиле.  — Мы избавляли себя от большой беды! Пусть лучше погибнет один младенец, чем миллиарды населения.  Поверь, она ничего не почувствует, даже если черви войдут в нее.  Им нужны мозги, а у нее их не осталось. 
     — Они думают также… — Оливарн кивнул на грязный городок, возле которого они остановились, ткнув в него своим посохом.  — Чем же мы отличаемся от них? Не забывайте, это моя душа! Часть меня самого, которая держит в руках мою голову!
     — Решение принято, и не нам его отменять… С твоей головой ничего не случиться, если твоя матричная память чиста.  А она чиста, ты из семьи магов, которые не допускают грязи и болезней в младенчестве.  Оливарн, попробуй войти в мое положение! Думаешь, мне легко?! — не сдержался старый маг, показывая беспокойство и прикрикнув.  — Но я не вижу иного выхода.  Мы перестали существовать на целых полгода!
     — А мы испугались! Мы, маги! Того, что не смогли понять… — бросил Оливарн с усмешкой, брезгливо смерив старого мага взглядом.  — Я начинаю думать, что мы потеряли бдительность, вынашивая новый вид заразы! Тогда нам осталось недолго — мы будем худшим для себя бременем!
     — Давай, не будем судить себя сейчас.  Уже поздно, — устало и покорно согласился старый маг. 
     Оливарн ненадолго ушел в себя и вдруг радостно вскрикнул. 
     — Я нашел беременную женщину, ребенок которой умер несколько дней назад.  Упала с лошади.  Плод разлагается, началось заражение крови.  Роды, к тому же поздние.  Будут тяжелыми и с осложнениями.  Я чувствую, у нее в роду был маг… Сильный маг, почти как мы! Оставим младенца ей!
     — Оливарн, ты не оставляешь мне выбора… Твое упорство погубит нас всех.  Она не должна знать о магии ничего, — рассердился старый маг.  — Я не сказал тебе самого главного… Наша дорога была в один конец…
     — Неужели?! — с ехидно насмешкой продолжил в том же духе Оливарн.  — Вы в этом уверены?!
     — Никто не может пересечь границу дважды! — отрезал стары маг с подозрением взглянув на Оливарна.  — Здесь нет оборудования, которое вернет нас назад.  Граница закрыта с той стороны. 
     — Не было ли в этом нашей помощи? — снова усмехнулся Оливарн. 
     — Да, это мы разрабатывали для них идеологии и уничтожали магию в зародыше, чтобы они не создали его сами, — признался маг, внезапно успокоившись.  — Мы не можем дать его этому миру, ибо червь войдет в наш мир с первым человеком, который пересечет границу.  Мы не должны вмешиваться.  Это их жизнь! — отрезал старый маг. 
     Оливарн с Любкой на руках обернулся к своему учителю, лицо его стало каменным и бледным.  Голос его задрожал. 
     — Учитель, называйте вещи своими именами.  Мы оставляем той, которая возьмет ребенка на воспитание, растение, которое никогда не встанет на ноги, не произнесет «мама»! Хуже, мы даем ей Голлема, который будет преследовать и ее, и ребенка, выкачивая их силу и забирая самое дорогое! Неужели же мы бросим женщину в беде, только потому, что она имела в роду мага? Она умрет, их медицина пока не в состоянии ей помочь!
     — Голлем был необходим.