Правда в том, что она давно могла воспользоваться заклятием, чтобы привлечь заказчиков и заставить их платить больше, но руки бы у нее отсохли раньше, чем она это сделает.  Духи не прощают обиды.  Вместо магии она просто попросила директора принять дать ей ставку сметчицы.  Сметы и программу она изучила в совершенстве, пока разбирала документы. 
     Шеф словно ждал звонка, околачиваясь поблизости.  Или она вспомнила о нем, когда он проехал мимо.  Все же, сканировать пространство теперь у нее худо-бедно получалось.  Не так далеко, как сканировали маги, но, может быть, потому что жила она в городе, который давил множеством людей, в чьи мысли было страшно заглядывать, и кишел духами, обворовывающими и людей, и друг друга. 
     — Ну… тут не все… — словно бы извинился шеф, протягивая деньги.  — Как только переведут на счет, сразу расплачусь, сразу…
     Любка усмехнулась.  В кармане у него лежало порядка ста тысяч, которые отложил, чтобы купить жене шубу и остальное промотать на свою любовницу.  Легкое движение пальцем и о брошенных словах он забыл, выкладывая остальные.  Честным надо быть, заработала — отдай. 
     С такими людьми лучше расставаться сразу…
     — Мне нужно выплатить долги, — примирительно зауважала она шефа. 
     — А мне-то как тяжело живется! — поплакался шеф, состроив мученическое лицо, тяжело вздохнув.  — Мне бы твои проблемы!
     — С удовольствием поменялась бы, — Любка сухо поджала губы, смерив сразу осунувшегося шефа взглядом.  Оттого, что отдает, он начинал болеть.  Типичный вампир, который стал головой червя.  За то, что отдает, духи били его без жалости, и даже пытались отрезать дающую руку.  Сам по себе был не жадным, экономил на всех, чтобы тратить на все. 
     Она пересчитала деньги, настроение ее поднялось. 
     Надо искать работу… Шеф вдруг подумал, что семнадцать тысяч бухгалтеру и сметчику в одном лице — это много.  Зима наступит, сметчица останется без работы.  Он приглашал их к сотрудничеству на лето — и был уже не рад, что согласился, тяжело переживая и подумывая оставить Любку без работы.  Любка пожала плечами, выпроваживая его за дверь.  Насильно мил не будешь — пример матери заставил ее многое понять в людях.  В том, что работу она найдет быстро, она не сомневалась.  Опыт у нее был, и какой никакой приработок она имела.  Шабашки ей подкидывали, то смету, то отчет, то левые документы нарисовать.  Когда государство обманывало своих граждан, обмануть его было не грех.  На аукционах и конкурсах вынуждали снижать цены в половину, чтобы получить заказ, твердая такса была только на взятки. 
     Конечно, можно было применить магию, но она не раз замечала, что стоит об этом подумать, как сила от нее уходит.  Не то, чтобы насовсем, просто сразу становится не по себе.  Была одна странность, семь защитных или полезных поступков, в которых она применяла магию, обязательно вели к новому заклятию, которое вдруг выходило на ум, как озарение.  И три, примененные в корыстных целях, умерщвляли одно заклятие, которое она считала полезным и освоенным.  Заклятие вдруг переставало работать.  Убийство там, или воровство, или деяние, повлекшее вред здоровью, по закону бытия вели к истончению защитного поля. 
     Или она просто не умела и не хотела причинить кому-то вред…
     Конечно, до полных знаний ей было далеко, откуда знать, что такое «каленаки», или те же «усункеруш», или где бы достать «перстень Мерострадотика»?! Между делом, и посох имел немаловажное значение, генерируя в себе силу обладателя.  Таким образом, маги не разбрасывали силу налево и направо, а сохраняли, накапливая.  Изготовлялись посохи из специальных деревьев, с которыми у мага была особая связь.  У древних волхвов тоже были такие посохи — из березы, из ясеня, из дуба, липы или лиственницы.  Кто-то разбирался и в хвойных деревьях, но посохи из хвойных деревьев нередко изменяли самого мага, словно бы вытягивая из него дурное.  Их пропитывали специальными составами, чтобы придать им прочность и на каждое дерево был свой состав.  Все это Любка узнавала из той информации, которая к ней приходила, которая по большей части оказывалась бесполезной.  Но увиденная в воспоминаниях смерть, когда маг смог обратить тело в пепел легким касанием, ее поразила. 
     Она умылась, переоделась и вышла во двор.  По дороге купила газеты с объявлениями о работе.  Возвращаться домой уже не хотелось.  Пусто и одиноко.  Прошлась до парка, подыскивая место для уединения. 
     «Опять!» — Любка взвыла…
     Самое первое к ней дерево погрузилось во мрак. 
     «Кто?» — с ужасом вспоминала она всех, кого она могла считать близким. 
     Правильно, или Муська, или Лошарик… Лошариком звали овчара, который из расплывчатого пузыря, зараженного глистами — таким его подбросили в подъезд, вдруг превратился в статного кобеля красавца.  Это была уже вторая кошка и третья собака.  Они умирали внезапно.  Одна собака свалилась от судорог с пеной у рта, вторая просто исчезла, не оставляя следов, кошку она нашла с перебитой мордой, будто кто-то ударил ее лопатой. 
     Точно такой же мрак она видела перед смертью Сергея и матери…
     Любка забыла, зачем пришла.  Прививки поставила, проглистогонила… «С поводка не спущу… — и тут на Любку накатила обида.  Странно, за мраком она не могла нащупать ни духа, ни сколько-нибудь признаков Голлема, который всегда имел эмоциональный заряд.  — Ах ты, зараза!»
     Любка взбесилась — столько лет потратила, а тварь все еще жива…
     Против правил, она внезапно набросилась на него, ломая ветви и стегая дерево, сбивая пожелтевшие листья.  Не можешь отвратить беду, не лезь на глаза, а можешь — отврати беду, больше некому!
     Она отошла подальше, обычно издалека мрак являл себя более плотным.  Загадала на Солнце.  Заметила скамейку и села, принимаясь перебирать в уме заклятия, которые могла применить против твари, преследующей ее.  И вдруг заметила в мусорном баке рядом со скамейкой рукопись…
     Достать ее было делом пары секунд. 
     Она пропустила влюбленную парочку, вынула рукопись из мусорного бака и углубилась в чтение, согласившись, что автор немного не дотягивал, но, несомненно, умел изложить свою мысль.  Читалась она на одном дыхании. 
     Хуже, Любка вдруг узнала себя — не в деталях, в целом и по некоторым местам, которые в точности описывали события из ее жизни…
     
     — Кхе, кхе! — кашель заставил Любку вздрогнуть.  — Вы бы ее стали печать?
     — Безусловно! — бросила Любка, не отрываясь от рукописи.  — Конечно, корректура нужна… Но, мне кажется, этим и должны заниматься корректоры редакций!
     До Любки вдруг дошло, что рядом стоит автор…
     — Я рад, что вам понравилось… — автор тяжело вздохнул.  — Но в редакции мне отказали…
     Любка подняла голову и застыла с каменным лицом и отвисшей челюстью.