За ерунду твою я тебя не осуждаю, но людям не рассказывай, они не поймут…»
     
     Любка уткнулась в подушку и завыла.  Простит ли она себе когда-нибудь, что не было ее рядом?! Судьба в очередной посмеялась над нею, обратив еще один дар в тяжелое бремя.  Дар целительства открылся, когда мать умерла.  Может быть, как ответная реакция. 
     Остался один Николка.  Слава Богу, за нею тянулся, возможность переехать в город у него всегда была.  Он не потерял, как другие, надежду встать на ноги, занимался лесом, вывозил и строил дома и бани.  Жил не богато, но не бедствовал.  Сразу после смерти матери переехал в райцентр и забрал с собой лесопилку.  Работать в селе стало практически некому.  Жаловался: у мужиков одно на уме, где достать денатурат.  После денатурата через неделю человека не узнать, черными становится, а его везут и везут вместо хлеба. 
     Не стало Сережи, Мишки, Ромки — всех, кого не смогла забрать Афганская и Чеченская война. 
     Пять лет в институте были последними безоблачными годами.  А потом началось такое, что иногда становилось страшно жить.  Страна вдруг распалась, потеряв половину своих территорий и населения.  Умирали не только села и деревни, умирал один город за другим.  Города всегда подпитывались селами и деревнями.  Сельская молодежь доказывала свое право на существования, вгрызаясь в город зубами.  Не стало молодежи на деревне, прекратился прирост населения.  Не так заметно, но по миллиону в год — целый город, такой как Пермь.  Ограбленный, униженный и раздавленный народ уходил тихо и незаметно, точно так, как предсказывали волшебники.  Будто кто-то огромный накрыл собой и пил кровь, высасывая силы, не останавливаясь, а голова была в Москве.  Закрывались фабрики и заводы, разворовывалось и вывозилось за границу имущество, люди потеряли все, что копили годами, из всех щелей повылазила проституция, коррупция, преступность, образование и медицина стали платными. 
     Любка выжила, она не страшилась нового.  Но многого не понимала. 
     Зачем же было рушить все, чтобы потом строить заново? Конечно, врачам тоже надо жить, но если есть медицинское страхование, почему же люди должны приходить в больницу с деньгами? И кто когда получал по этой страховке? Обычно, продавали квартиры, занимали у родных, если вдруг свалилась болезнь.  Или, зачем же раздаривать квартиры? Пусть бы платили небольшие деньги, хотя бы часть в виде налога на жилье, и строили молодым — им детей рожать, подниматься с нуля.  Или к чему вынуждать доблестную милицию пахать по ночам в такси? Чем он хуже врача? И пусть бы платил разбойник, за то, что его усмирили.  Или гибедедешник… Кинь ему процентов двадцать, чтобы не промышлял на дороге, как разбойник.  Дай возможность гордиться собой и своей честностью! Или та же проституция и наркомания, к чему закрывать глаза на сей достоверный факт? Почему простым гражданкам запрещают зарабатывать письками и сиськами, в то же время, пропагандируя шоу бизнес, который уже ничем другим не занимается? Первым — трудовой стаж, достойную пенсию, ту же медицинскую страховку и безопасность, а вторым вдарь по рукам, выбей у него почву из-под ног, начни уж продавать сам, экономя валюту и наступив на маркетинговую торговлю, чтобы никто на больной голове поживиться не смог.  Или, если у тебя в стране безработица и нет кадров, чтобы не искать их за границей, введи налог, чтобы было на что учить детей и свой специалист был много выгоднее, чем иностранный.  Если у тебя, у государства денег нет, откуда на образование ребенку взять, не имея оного?
     И много, много у Любки было мудрых мыслей, не в ущерб ни государству, ни капиталу, но те, что пировали во время чумы, были и сыты и пьяны кровью.  И не давались.  Но она думала так, а государство наоборот.  И плакало, что руки не дошли, или по рукам катком проехали. 
     В какой-то момент от жалости она избавилась.  Предоставленный сам себе народ не жаловался, не плакал, не загружался глубокими мыслительными процессами.  Пил, вешался, воровал, углублялся в созерцание глюков, проходил мимо «трое на одного».  Народу даже нравилось всю ночь смотреть парнушку, играть на тотализаторах, клеить на стены безголосые и одинаковые по размеру и по виду звезды.  Его самого все равно по телевизору на всю страну не покажут, так к чему мучить связки в хоре народного творчества или осваивать гитару? Культуру в руках держала столица, попасть и пробиться в то место, где стояли телекамеры, мог только тот, кто сумел сблизиться с олигархом, готовым вложить в талант целое состояние.  Провинция своего голоса не имела, разве что на час или два, чтобы народу казалось, будто его кто-то слышит. 
     Проблемы навалились в одночасье.  Вдруг заболела голова, да так, что не могла поутру оторвать ее от подушки.  Шею сдавила удавка, ноги перестали слушаться, подкашиваясь, упало зрение, периодически поднималось давление.  Любка вдруг разделилась сама в себе, когда одна ее сторона чувствует себя так, а другая так.  Снова начались приступы, о которых она давным-давно позабыла.  Приступы острой депрессии сменялись или раздражением, или отчаянием и желанием куда-то бежать.  И рассеянное внимание… Вдруг начала ловить себя на том, что тупо смотрит на монитор, ни о чем не думая и как бы его не замечая.  Она вдруг почувствовала, что умирает, словно ее высасывали каждую ночь. 
     Анализы не выявили ни одну существующую болезнь…
     К тревоге и депрессии добавился безотчетный страх. 
     Она проверила, по утрам просыпалась с чем-то таким, что в разряд истиной болезни отнести не получалось.  Во-первых, не было сколько-нибудь постоянного источника.  Настоящие болезни, даже если это закрытая инфекция, не проходят сами по себе, то появляясь, то снова исчезая.  А тут болевые рассеянные ощущения выходили из разных мест, проявляясь признаками тяжести в том месте, где она чувствовала болезнь, порой вне пределов тела, как бы над телом, то вдруг пропадали и внезапно обнаруживали себя в другом месте. 
     И снова на помощь пришли волшебники. 
     — Энергетический червь, — констатировали они в один голос. 
     — И?! — Любка достоверно знала, что такой болезни не существует. 
     — Существует! Бытует мнение, что им нельзя заразиться, не имея половинку.  Но если он вдруг жив, а не мертв, как предполагали маги, или отдал концы, как бы перестав иметь материальное тело, и теперь как бы и не тут, и не там, а где-то по середине и над, то такая вероятность существует.  Ты могла заразиться червем давно.  Он спал, пока твоя душа не сопротивлялась ему.  Если это твой бой-френд, то он сильным магом становится.  А если Богу душу отдала, то сам Бог, ему по-другому нельзя — объявил тебе этим червем войну. 
     — Это как?! — опешила Любка. 
     — Обыкновенно, покормил, погладил — он ожил и покакал.  Забивает тебя энергетическим дерьмом.  При плохой энергетике организм начинает разрушаться. 
     — Это что же… он меня убивает?! — сдурела Любка. 
     — Обыкновенная история, продолжительность жизни у людей вдвое меньше положенного срока.