Местный священник еще в колыбели “окрестил” меня “отродьем Сатаны”, и был бы рад сжечь меня в тот же час во славу своего бога.  Ему стоило лишь один раз посмотреть в мои глаза.  Я как сейчас помню гримасу ужаса на его перекошенном злобой лице, когда мой новый отец выгнал его вон.  Да, тогда Эйрик Отторсон спас мне жизнь, он был единственным, кто принял странного, проклятого Богами ребенка.  Даже “родная” мать, наслушавшаяся душеспасительных нашептываний отца Игната, приняла христианство и отреклась от меня! Молва о нечистом ребенке распространялась по округе.  Вездесущий отец Игнат сеял темные подозрения в сердцах новоиспеченных христиан, так быстро забывших своих Богов.  Назревала смута.  И тогда мой отец, собрав остатки верных ему и древним Богам воинов и послав жену ко всем ее христианским чертям, покинул Норвегию, отплыв на нескольких судах к берегам Гренландии.  Мне тогда было меньше года… Там я и провел свое очередное детство. 
      Эйрик всегда был добр ко мне, но другие в основном сторонились странного молчаливого мальчугана, который никогда не играл с другими детьми.  Я проводил свои дни в одиночестве, сидя на заснеженных скалах Гренландских берегов.  Я смотрел на перекатывающиеся серые волны, как безмерно уставший путник, который забыл, куда шел.  Которому уже не хочется никуда идти.  Не раз я думал закончить свой путь в этих ледяных волнах.  Но в этом не было смысла, я просто начал бы новый, скорее всего, намного более тяжелый и страшный путь.  Я осознавал, что мне наконец повезло.  Я родился в более-менее цивилизованном обществе, я сытно ел, сладко спал, не был обременен тяжелой работой.  У меня было все, что только мог пожелать старший сын богатого конунга раннего средневековья.  Если вспомнить мою непродолжительную бытность мальчика-раба на каменоломнях древнего Египта, где я был только рад, когда на меня рухнул двадцатитонный каменный блок, предназначенный для очередной усыпальницы очередного фараона; или моего волосатого папашу-неандертальца, который размозжил голову новорожденного о ближайший камень, видимо, просто потому, что он не был, как отец, покрыт шерстью с ног до головы; если вспомнить, окровавленный алтарь ацтекского храма, - то я находился просто в раю! Не считая тех лет, когда я скитался по римским провинциям после побега из гладиаторских бараков, где я провел тридцать долгих лет, убивая по мановению императорского перста.  Да десятилетий прожитых отшельником в горах Тибета, где я пытался излечить свой помутненный рассудок.  Я первый раз за столько лет и прожитых жизней оказался совершенно свободен и предоставлен самому себе. . . 
      И однажды, под завывания ледяного ветра, дующего с моря, которое когда-нибудь назовут Атлантическим океаном, я решил прожить наконец хотя бы одну достойную жизнь, раз уж мне выдался такой шанс.  Попытаться изменить свою судьбу, которую я всегда считал проклятьем. . .  Попытаться использовать свои знания и возможности на благо себе, на благо людям, с которыми меня свела судьба, и которые считают меня родным, возможно, даже на благо целым народам! Узнать, где простирается грань человеческих возможностей.  Моих возможностей. . . 
      Воодушевленный этими честолюбивыми мыслями я отправился к своему отцу и прямо с порога выложил ему, что хочу стать великим конунгом, что поведу наш род к процветанию и богатству, прославлю его в веках. . .  Обрадованный Эйрик со словами “Наконец-то я слышу речи достойные моего сына!” вручил мне меч. . .  Меч, который я не выпускал из рук последующие сто лет. . . 
      Я действительно стал вождем.  Я сделал все, что обещал.  Я привел свой род к славе.  Нас запомнили в веках. . .  Запомнили как безжалостных убийц и грабителей, как жестоких захватчиков потопивших в крови половину Европы. 
      Их мало интересовало устройство вселенной, им было плевать, что вокруг чего вертится, почему идет дождь, сверкает молния или день сменяется ночью.  У них на все существовали свои собственные, впитанные с молоком матери, легенды и сказания.  Единственное, чего я добился своими рассказами о естествознании, географии, истории и искусстве - так это статуса великого мудреца и рассказчика, который наравне с ратными подвигами поднял мой авторитет до уровня полубога. 
      Они с удовольствием слушали мои рассказы, которые со временем превратились просто в красочные описания тех или иных событий будущего, чаще всего, конечно, войн и битв.  “С волками жить – по-волчьи выть!” Эта поговорка лучше всего отражает происходившее со мной в те годы. 
      Я вошел во вкус их жизни, я сам стал разбойником-викингом, проникнувшись их духом! И однажды у походного костра, где-то на ирландском берегу, когда я рассказывал свою очередную историю о Великой Мировой войне, один из моих боевых товарищей спросил, смогу ли я научить их делать эти «громовые палки», - так они называли огнестрельное оружие в моих историях. . .  Помню, я тогда очень пожалел, что почти ничего не смыслю в химии, ведь, имей мы тогда порох, мы бы моментально подавили сопротивление этих упрямых ирландцев. . .  Я стал настоящим завоевателем, который думал только о победе и новых землях, неважно, какой ценой. 
      Ирландию мы все равно захватили, так же как Шотландию, Британию, половину Франции, весь скандинавский полуостров и даже Финляндию и часть Руси.  Мой отец к тому времени давно умер, последний из трех моих братьев был уже глубоким стариком.  А я продолжал выглядеть лет на тридцать, что, конечно, не могло не вызвать вопросов и кривотолков.  Поначалу это было легкое недовольство наравне с недоумением.  Но с каждым годом я терял своих родных и старых боевых товарищей, что всегда служили мне опорой в разросшемся королевстве.  Для нового же поколения моих подданных я был чем-то непонятным, вечным королем, который слишком долго правил. 
      Это уже была не та Скандинавия, в которой я когда-то родился.  Римская империя и Византия достигли большого влияния в мире, и вместе с ними на Север неудержимо наступало христианство.  А если учесть, что большинство стран, где я до сих пор звался завоевателем, уже до меня были христианскими, то я ничего не мог с этим поделать, по крайней мере, без крови и смертей, от которых я чертовски устал за все это время. 
     Старые северные верования, постепенно отмирали, мои вассалы один за другим принимали христианство, и в новом мире не было места бессмертному языческому королю-колдуну. 
      Нет, простой народ Севера по-прежнему любил своего легендарного вождя, но многочисленные сыновья и внуки моих уже ушедших братьев слишком долго ждали своей очереди занять трон.