Ровно добрее стал, проявляя удивительное сострадание и объясняя на примерах звериные знаки и предупреждения.  Научилась строить на ночь укрытия из веток. 
     Несколько раз попадались зимовья охотников и старателей — и тогда пополняли запасы соли, крупы, одежды.  Искали люди золото и не гнушались браконьерством.  Обнаруживая мешки с пушниной, Манька выносила их во двор, снимала высушенные шкуры, и все продукты, чтобы на зимовье нечего не осталось, обливала керосином и поджигала, чтобы труды хищной нечисти пропали даром.  Оружие приводила в негодность.  Капкан оставляла у порога, чтобы уж наверняка.  И обязательно записку хозяину, что, мол, мы, Зеленый Мир, место ваше знаем, и каждый раз будем наведываться, проверяя взятые под охрану заповедные угодья. 
     Дьявол, не слишком усердствуя, журил ее, обещая о вредительстве обязательно доложить, куда следует, чтобы наказали по всем правилам.  Но Маньке было жалко зверей — медведицу и медвежат тоже могли убить, и она не слушала его.  Может, как раз наоборот, похвалят за радение флоры и фауны — все-таки лес и звери были государственные. 
     Она иногда вспоминала про тот случай с медведями, и гадала, хотел ли Дьявол ее погубить, или случайно все произошло? Но обернулось все наилучшим образом, и не однажды пожалела, что столько времени потеряла, пока держалась за людей.  Дьявол прощения не просил, но Манька простила — мало ли чего в жизни не случается между товарищами в дороге. 
     Если от конца польза, надо полагать, доброе дело сделано — она была благодарна ему, но молча. 
     
     
     Но все же как не добр, как не учтив временами был Дьявол, попытки погубить ее не оставил.  Немного времени прошло, когда пришла новая беда.  И в этот раз Манька опровергла народную мудрость, доказав себе, что плевать в колодец иногда не только можно, но и нужно!
     
     Перед невысокой грядой холмов, изрезавших равнину глубокими оврагами, река делала крутой изгиб.  Чтобы сократить переход, по наущению Дьявола, она согласилась пройти напрямую, оставив реку.  Переход предполагался на неполных три дня. 
     И только она отошла от реки, как обнаружила, что земля изнемогает от засухи. 
     Манька очень удивилась. 
     Действительно, она вспомнила, уже около месяца не было дождя.  Но не настолько долго стояла хорошая погода, чтобы пересохли все ручьи до одного и деревья стали погибать.  У реки засуха была не так заметна, но дальше земля потрескалась, трава выгорела и пожелтела, покрытая пылью.  После пожара хоть что-то оставалось, корни, обгоревшие сучья, а тут… пустыня смотрелась бы краше.  Без песка.  И чем дальше, тем страшнее становились пейзажи вокруг.  Вонь, смрад стояли по всей земле, гарь и пепел поднимались в небо.  Недоумение вызывало и то, что землю, будто огнем палили — ничего не росло от края до края.  Редкий кустик стоял без листьев, травинки на изрытой земле были желтые и худые.  Даже песок сплавился в стекло.  Она вспомнила рассказы, что вдруг прилетит саранча или из земли вылезет страшный муравей — и пожрут и дом, и дерево, и траву, какая есть. 
     Вода в бутыли быстро закончилась.  Она пожалела, что никогда не носила емкость полной, не нагружая себя лишней тяжестью.  Она и предположить не могла, что не встретят ни одного.  Обычно к реке стекались ручьи.  Пить хотелось очень.  Пот катился градом, как из мокрой тряпки.  А после полудня пить захотела так, что мочи нет, прямо хоть ложись и помирай.  Горло пересохло, стало тяжело дышать, сердце билось неровно, в боку появилась резь, язвы заныли все разом, точно кожу содрали. 
     Прямо какая-то нездоровая жажда!
     Многие животные так и делали — их кости лежали то тут, то там.  Догнивали трупики, но даже птицы не рисковали клевать их.  И, что самое странное, птицы гибли, не долетев до реки восемь — десять километров.  Земля вокруг становилось мрачнее и мертвее.  Манька тупо смотрела по сторонам, раздумывая: а не воротится ли ей назад?
     Наконец, она остановилась, с удивлением разглядывая представшую перед ней картину.  Не так далеко была река, чтобы крупному зверю не остаться живым.  Прямо перед ней лежал олень, неподалеку два зайца, и еще олень, и птицы.  Скелеты лежали грудами.  Неужто, права была Благодетельница, когда говорила, будто речки смородиновые костями усыпаны?!
     — Может, эпидемия? — начала было она в недоумении, встревожено обратившись к веселому и беззаботному Дьяволу. 
     — Не иначе, Горынычи тут побывали, — успокоил он ее.  Дьявол страшного опустошения как будто не замечал, ступая по воздуху чуть выше земли. 
     Манька опешила, уставившись на Дьявола во все глаза. 
     Неужели Птица Благодати могла ступать по земле? Были такие в государстве, состояли на службе у Их Величеств, стерегли дворец, но про них даже шепотом не говорили, и описать никто не брался.  Летали они быстро, и кто видел, толком рассказать ничего не мог.  Со многими случались приступы, когда драконы летели по небу, будто враз мерещилось, что благодать сошла неземная, против воли начинали молиться и радовались, словно опоенные колдовским зельем.  А когда отходили, то в уме ничего не оставалось.  Поговаривали, что любой, кто заглянул в их глаза — сыпался пеплом…. 
     Выходит, не так далеко была Благодетельница, наведывалась она в здешние места….  Может, к той же Посреднице?! Или драконы были не только у Их Величеств? А если дракон мог так землю разорить, пропустит ли ее?
     — Да-да, есть такие! Состоят на службе у царствующих особ и у особ особо знаменательных, — подтвердил Дьявол, довольный своими наблюдениями за Манькиной реакцией.  — А ты думала простенькие они? Нет, Маня, служит Помазанникам всякий, — он тяжело вздохнул.  — Не передумала еще? А то, может, домой вернешься? Убьют ведь!
     Манька хмыкнула, пожав плечами.  Она уже справилась с малодушием.  Наверное, Благодетельнице какая-то охрана была положена.  Без охраны любой мог прийти с требованиями, или, еще хуже, выставить из дворца и сам на трон себя усадить.  Но если Радиоведущая будет знать, что пришла по делу, разве допустит, чтобы ее спалили?! Давно бы осталась Благодетельница одинешенька во дворце, если бы драконы всех подряд палили.  Значит, не всех, а только с худыми намерениями. 
     — Я ж по делу иду, не просто так.  И с добром.  Не воевать собралась.  С чего мне поворачивать назад?
     — Ну-ну, — неопределенно пожал плечами Дьявол, прекращая допрос и помогая ей переправиться через сухой овраг.