— Проклятый… там стонут тени, перекрывая голос ветра, и ночь не опрокинется с утра….  О, время!
      — Мне кто-нибудь что-нибудь может объяснить?! — раздраженно, нарочито громким голосом спросила Манька, словно хотела отпугнуть притаившегося за углом зверя.  В прочем, так оно и было — голос она повысила, чтобы рассеять свой страх.  Но голос утонул, и стало еще страшнее. 
      — Не мешай, — осадил ее Борзеевич, как-то странно озираясь, будто тоже ждал, что зверь вот-вот выпрыгнет.  — Манька, если мы отсюда не выберемся, мы тут навечно останемся! Сведения скудные, но доподлинно известно, что самые страшные колдуны отправляли в такой город людей, избавляясь от них.  И никто не знает, что с ним здесь происходило.  Лишь однажды вернулся некто, по имени то ли Алладин, то ли Нидалла… Может, были еще, но в моей голове заархивирован только этот случай.  Очень богат стал.  Историческая хроника упоминает о некой чудесной лампе, в которой живет джин, исполняющий три желания…. 
      — И что с ним стало потом? — не унималась Манька. 
      — В общем-то, ничего нового.  Некая мадам, вызнав секрет лампы, выкрала ее, убедив своего любовника первым желанием отправить мужа-героя в обратно… История бы забылась, но тот человек оставил подробные описания проклятого города и о его несметных сокровищах, среди которых обрисовал занятные вещицы.  Некоторые из них порой появлялись в том или ином месте и исчезали так же внезапно….  Вряд ли подлинные, он несколько вещиц описал, но другие же не появлялись!
      — Их сто раз уже растащили, — успокоила его Манька. 
      И вдруг остановилась как вкопанная — они, наконец, вышли на городскую площадь.  Груды золота и украшений лежали, будто родившись по их слову.  Борзеевич споткнулся, опрокинув глиняный кувшин, и золотые монеты со звоном покатились к ее ногам.  Борзеевич тоже застыл, раскрыв от изумления рот. 
      — Не растащили! — удивленным, сдавленным голосом прошептал он, задохнувшись и не отводя глаз от мерцания драгоценных камней, освещенных внезапно вспыхнувшими факелами на столбах, украшающих площадь по кругу по самой ее границе. 
      Манька едва успела схватить его, когда он потянулся за монетой, грубо отпихнув в сторону. 
      — Сомневаюсь, что они нам не сняться! — отрезвила она Борзеевича, который и сам приходил в себя.  Все-таки богатства он видел.  Теперь его больше заинтересовала древность, которую он не знал, не помнил, которая прошла мимо…
      Манька приложила к куче сокровищ ветвь неугасимого полена.  Куча засветилась, заискрилась и заиграла каменьями еще ярче.  Манька растерялась, она была уверена, что куча сгинет или начнет ржаветь, как золотая сабля из сундука Бабы Яги, или растает, как мираж, который настигли…. 
      — Если бы это золото можно было взять, поверь, оно бы тут уже не лежало, — с сомнением проговорила она, высматривая в темноте Дьявола. 
      Он поотстал.  Она не сразу различила его среди теней.  Дьявол стоял, всматриваясь вдаль, и плащ его — при полном безветрии, трепало ветром.  «Он и не в городе, он на вершине», — поняла Манька, едва не прослушав слова Борзеевича. 
      — С другой стороны, место глухое, города нет ни на одной карте мира, — возразил Борзеевич, зябко поеживаясь.  — Нам бы парочку таких монет…. 
      — На что они нам? Мы на них здесь ни еды, ни одежду не купим — а Дьявол нас обязательно проклянет! Я его знаю.  — Последние слова она проговорила с такой печалью в голосе, что и Борзеевич не удержался, подзавывая ей.  — Пойдем, мой старый друг, лишенный алчности и скупости! — позвала Манька.  — Если богатыми не станем, вернемся!
      Они не торопясь пробирались между разбросанными сокровищами, то и дело останавливаясь и рассматривая их, переворачивая железным посохом или неугасимой ветвью.  Борзеевич иногда с любопытством вскрикивал, открывая то один удивительный артефакт, то другой, и когда они почти пересекли площадь, он наверняка знал все, чем занимались эти люди, о чем думали и мечтали, как отдыхали и чем питались: очень часто встречалось изображение змеи и странных животных, вымерших много тысяч лет назад.  Были изображения — дракон поедающий человека и крылатый человек убивающий дракона.  Иногда друг друга, иногда совместно, иногда поодиночке.  Много изображений — прилипшие друг к другу спиной мужчина и женщина.  Но более всего попадались колосья и прочая растительность, а так же изображения человека бегущего, охотящегося, повозками управляющий, читающий, поедающий, любвеобильный, преклоняющий колени…
      В общем, все, как обычно.  Жили люди — беду не ждали. 
      И вдруг Манька поняла, что настоящая тут еще каменная статуя, которая валялась посередине площади полусидя и никак не могла считать себя сокровищем.  Статуя держала в руке медную лампу, которая тоже оказалась настоящей.  Она споткнулась о нее, когда хотела перешагнуть — лампа выпала из руки статуи и со звоном ударилась о булыжную мостовую.  Человек, вернее статуя, которая изображала человека, явно хотела что-то сказать.  Вопль разве что не вырвался из ее открытого рта.  Изображенный на лице ужас был так хорошо передан, что и Борзеевич снова перешел на шепот, удивившись, откуда доисторическому первобытному скульптору так много известно о мимическом строении и науке его передачи.  Оба на мгновение застыли, удерживая друг друга. 
      — Манька, смотри сколько всего! — сказал Дьявол, как всегда вырастая из неоткуда прямо за спиной. 
      Манька от неожиданности вздрогнула.  Потом обрадовалась — без Дьявола было жутковато. 
      — Так обманка же! — возмутилась она, с интересом рассматривая лампу.  Не похоже, что в ней кто-то бы уместился.  — И чего они тут, бледные все и худые, сами свои сокровища не подберут?!
      — Так для них сокровища же не настоящие! — развеял Дьявол ее сомнения, разведя руками в недоумении, что догадка не пришла к ней самой.  — План другой!
      — Слышала я, болезнь такая есть, которая целый город может скосить — не заразиться бы! — засомневалась она, нахмурившись.  — Мне своего железа хватает… И вообще, у меня такое ощущение, что это ловушка.  Я прямо слышу, как в ухо кричит кто-то: спасите, помогите, потрите…
      Борзеевич оглянулся на Маньку, бледнея. 
      — Я тоже слышу, — прислушиваясь, проговорил он, отступив от кучи сокровищ, которую только что ковырял рогатиной как бомж, выискивая среди колец, сережек, браслетов, всяких цепочек и диадем горшки и шкатулки с изображениями богов, людей и животных. 
      — А что же они тогда лампу к этой страшной статуе приладили? — задалась она вопросом, содрогнувшись.  — Хоть кто откажется! Нет уж, я пока не разобралась, никому помогать не стану.  Надо порыться в источниках….  С дуру поможем, а нам кто потом поможет? Пошли, Борзеевич!
      Она закинула мешок и собралась уходить, но тут Дьявол стал откровеннее. 
      — Это вампиры потрудились, — сказал он, сочувствуя стороне пострадавшей, — Выпитая кровь и мумификация от проникшей в тело слюны.  Давно это было….  — он задумался о прошлом.  — Ой как давно! Вампиры-то поначалу не искали вожделения, пили всех без разбору до последней капли.  Нападали ночью на город и уничтожали всех жителей до одного.  А потом поняли: выпитый человек становится им ямой.