Даже те стрелы, которые нарастили для своих нужд, подходили к концу, а Дьявол продолжал тратить их на ступени, к неудовольствию Маньки и Борзеевича.  Благо, что дорога, по которой от пятой вершины их вел опытный горец, по большей части проходила по таким местам, где у каждой пропасти или ущелья уже были готовые переходы.  Манька сразу догадывалась, доказывая Борзеевичу, что именно Дьявол когда-то водил его в горы.  Сами переходы были такими, как когда он обваливал пропасти, соединяя их между собой и перегораживая, или закрывал сверху скалой, по которой можно было перебраться, как по мосту.  Борзеевич не спорил — он пытался обмозговать Дьявольские способности и дать им хоть какое-то разумное объяснение.  Приходилось признать, что Дьявол был еще скрытнее и вреднее, чем казался. 
      В эту ночь они остановились в пещере чуть ниже вершины, куда привел их человек с мечом. 
      Вход в пещеру был широким, метров на семь в ширину и три — пять в ширину.  Сразу за общим входом был такой же широкий проход, метров на семьдесят, похожий на гранитный ангар, который постепенно сужался.  С одной стороны прохода, с боку, недалеко от входа, находился вместительный грот чуть больше ангара по ширине, метров на тридцать в длину.  В центре потолочной его части зияла дыра, которая вела неизвестно куда — света в ней не было, а под ней некое сооружение, напоминающее очаг.  А дальше, по основному проходу, куда выводил ангар, была огромная, метров на триста в длину, и примерно на двести в ширину зала, с высоким сводом, который поднимался метров на десять.  Посередине залы разливалось глубокое большое озеро с каменной плитой посередине, как будто ее специально кто-то туда положил.  Прямо над плитой нависла огромная гранитная сосулька, не доставая до плиты метра полтора.  По ширине озеро было почти от стены до стены, но позади него и впереди расположились большие ровные площадки с валунами в рост человека.  Стены у пещеры были тоже не то гранитные, не то состояли из какого-то другого материала с включением металлических гранул, которые привели Борзеевича в некоторое замешательство.  Сама пещера показалась Маньке сказочно уютной и красивой, и что немаловажно, поросшая густым и мягким мхом, как в лесу, только гуще.  Холодный пятидесятиградусный мороз с улицы в пещеру почти не проникал.  В ней было необыкновенно тепло — теплее, чем в нише, в которой кто-то сложил очаг. 
      Кому и зачем он понадобился, для Маньки и Борзеевича осталось загадкой, все равно топить его было нечем. 
      Но не так думал человек с мечом.  Он чувствовал себя здесь, как дома, водил другого человека за собой и что-то показывал и рассказывал, постукивая по стенам пещеры, указывая на плиту посередине озера.  А второй ему отвечал, проявляя любознательность, восхищался и усмехался…. 
      — Хотел бы я послушать, о чем они говорят! — сказал Борзеевич, высаживая недалеко от входа неугасимую ветвь.  Он прошел к озеру — и сразу заставил Маньку испугаться.  Глаза у него сделались круглыми, как пятаки, а палец застрял во рту, которым он пробовал воду на вкус. 
      — Маня! Она живая! — сказал он каким-то не своим голосом. 
      Манька недоверчиво прошла к озеру и тоже застыла с изумленным видом — да, вода в озере была живая! Борзеевич прошел по бережку.  Берег у озера был песчаный, но дальше камни, скрытые под темно зеленым ковром. 
      — И как он здесь растет? — удивился Борзеевич.  — Даже грунт какой-никакой есть…. 
      — Живая вода, вот и растет, — ответила Манька, не особо заинтересовавшись. 
      Она устала.  Хотелось помыться, поесть и выспаться.  Присутствие двух посторонних людей ей и нравилось, и не нравилось, вроде должно было стать веселее, но пока получалось наоборот.  Она снова почувствовала себя сиротой, чужой и лишней.  Дьявол и оба человека куда-то исчезли, даже не взглянув на нее.  Она достала котелки, обойдя пещеру по краю озера, собирая по дороге мох под голову, вытряхивая насекомых и жирных червей.  Борзеевич пробовал выудить непонятного вида рыбу, которая плавала в глубине огромными косяками, проверяя на съедобность обнаруженные водоросли.  Пещера была как бы сама по себе, а гора сама по себе — живая, как вода в озере. 
      Вскоре два их спутника и Дьявол вернулись, озадачив Борзеевича еще больше.  Каждый из них нес на себе черные и бурые камни, хитро на них посматривая.  Манька не знала что и думать, но обида прошла — значит, по делу уходили. 
      — Маня, это уголь, и железная руда! — удивился Борзеевич. 
      — Наверное, они решили поесть себе приготовить? — предположила Манька, тоже удивилась.  — Замечательно, теперь нас трое железоядных!
      — Они и так все время жуют….  Подбирают камни и жуют, — сказал Борзеевич, не обратив внимания на ее иронию.  — Я видел.  Они плавить его собрались….  Там, в гроте…. 
      — Думай, что говоришь, это же не домна! — засомневалась она, не понимая, зачем человеку железо, если снашивать не надо. 
      — Но у нас ветвь неугасимая, а она самая что ни на есть домна! Веришь, нет, мне санки будут делать! — с волнением в голосе догадался Борзеевич, просияв.  — Мы вчера с Дьяволом говорили о них!
     
      На следующее утро Манька проснулась в дурном расположении.  Так болела голова, что и живая вода помогла не сразу.  Всю ночь по железу колотили топором и мечом.  И сразу поставила вопрос ребром: кто понесет железо на следующую гору, но увидев их, успокоилась. 
      Санки получились маленькие — из двух широких тонких загнутых полозьев и перекладины, и впору были разве что Борзеевичу.  Но Манька ими залюбовалась.  Таких санок она в жизни не видела.  Зато позади была еще одна перекладина — для нее.  Для ног места не осталось.  Получалось, что ноги ее будут скользить по земле, не проваливаясь, а если что, можно плавно затормозить.  Санки разбирались так же легко, как и собирались, на две лыжины, с креплением для подвязывания к рюкзаку или к ноге.  Манька попробовала на вес, и поняла, весят они не больше посоха, а сразу и не скажешь.  Но санки не посох — пропадут, не вернуться, оставить их или бросить в опасном месте было нельзя. 
      — Железо — бремя, но это доброе железо.  Оно даст нам время, — сказал Дьявол, пробуя санки.  — Мы с горы спускаемся дня три, да поднимаемся четырнадцать, а с санками спустимся за день.  И железо сносишь не меньше, чем за десять. 
      — А они как же, — Манька кивнула в сторону пещеры, где спутники ее все еще спали.