-Нет, я сам. 
     Я выпустил её руку, и шагнул на ровный, подстриженный газон.  Звуки шагов, отдающиеся по асфальту, сразу же стали в разы тише, и я услышал, как неистово колотится моё сердце, словно маятник, отсчитывающий секунды до кровавой развязки…
     
     …Можно ли позвонить родителям? Я мысленно представил, как набираю номер их дома на клавиатуре телефона, как гудки сменяются, словно звуки марша, и слышу мамин голос, такой тёплый и радостный. 
     -Сынок, как хорошо, что ты позвонил.  – Говорит она…. 
     
     …Я шагнул снова, с трудом отрывая ногу от зеленого полотна, и увидел прихожую.  Стены были забрызганы кровью.  В отсветах ночника кровь на обоях казалась чёрной.  Я перевел взгляд на лежащего у порога человека, и… из груди моей вырвался крик:
     -Мама!!!. . . 
     
     …Можно ли позвонить, и предупредить, чтобы они уезжали?
     -Как хорошо, что ты позвонил.  – Голос её, не смотря на искажение из-за плохого сигнала сотовой связи, мягкий и добрый. 
     Она не вспоминает, что я в последний раз звонил ей пол года назад, что не поздравил её с днём рождения.  В эти редкие секунды, когда судьба позволяет ей поговорить с сыном, она не вспоминает об этом. 
     -Как у вас дела?
     -Хорошо.  – Мама вздыхает.  – Ты бы приехал к нам на выходные. 
     В голосе мольба.  Я с трудом сдерживаю слёзы. 
     -Может лучше вы ко мне.  – Говорю я таким же страдальческим тоном. 
     -Когда?
     -Прямо сейчас.  – Говорю я.  В Нью-Йорк…. 
     -Хорошо.  – Отвечает мама, и кричит что-то отцу, прикрыв ладонью трубку…
     
     …Как такое могло произойти? Как он узнал о них? Так же как и о других? Наверное, Купер постучал в дверь, а когда мама пошла открывать её, применил свои способности. 
     -МАМА!. . .  – Мой голос смолк. 
     Прихожая была пуста.  Не было тела и крови на стенах.  Получилось? Я изменил прошлое?
     -В чём дело? - Голос Колинса вывел меня из ступора. 
     Я ещё раз поглядел на пёстрые обои, и глубоко вздохнул.  У меня получилось…. 
     
     …Мы выезжаем.  – Говорит мама, не скрывая радости.  – Встретишь нас?
     -Конечно.  – Шепчу я, переставая осознавать происходящее.  – Встречу…. 
     * * *
     Дом не был пуст.  Я понял это, как только ступил на порог.  Гнетущая тишина захлестнула в первую секунду.  За дверным проёмом, расставив сети, ждал паук, коварство которого могло превзойти лишь его же бешенство.  Купер смотрел на нас, чуть отодвинув занавеску на окне гостиной.  Когда фиолетовая штора качнулась, я увидел его силуэт, который ту же пропал, растворившись миражом в складках тюля.  Я прекрасно знал расположение комнат в доме родителей, и отреагировал молниеносно.  Вбежав в прихожую, я резко свернул направо, где располагался зал со старым, давно не работавшим камином. 
     Помнится, когда мы только переехали в этот дом, и я – восьмилетний ребёнок, смотрел на камин, мне казалось, что это вовсе не камин, а пасть огромной зверюги, оскалившаяся металлическим ограждением.  Сейчас огонь в камине горел.  Яркое пламя весело описывало замысловатые кульбиты над ворохом старых газет, которые отец никогда не выбрасывал, а бережно складывал в углу комнаты.  Ещё секунду назад казавшийся пристанищем паука, дом стал тёплым и уютным.  В лицо мне пахнуло теплом, и я замер на пороге. 
     Как же хорошо было зимними вечерами, когда мы втроем собирались у камина, и, глядя на переливы огоньков, мечтали о будущем.  Но время шло, и камин перестал работать, рядом с ним вырос ворох газет, а дом моего детства стал стареть.  Как же я хотел в этот момент вернуться в то замечательное прошлое, когда всё было понятно, а главный страх заключался там, за литой решеткой камина, где, словно узник в клетке, металось озорное пламя.  Тогда всё было просто.  Не было зла, не было фальшивых идей, глупостей, не было ссор.  Была лишь любовь и камин, который пусть пугал, когда я слишком близко протягивал к нему руки, но, всё же, грел, и давал ощущение постоянства.  Огонь, который горел в его недрах сейчас грел как прежде, но он был таким ярким, что сразу же возникало сакраментальное «не верю».  И сейчас Станиславский был бы прав как никогда.  Перед камином стоял Купер.  Он вглядывался в изгибы багряных плетей, как дьявол, взирающий с высоты на сковородку ада, где тушатся на медленном огне души грешников.  Он получал от этого удовольствие.  Чёртов садист! Меня он, казалось, не замечал.  Вся его сущность сейчас пылала как этот огонь, медленно превращаясь в пепел.  Горели его воспоминания, страхи, и всё то, что мы называем душой.  Души больше не было. 
     -Говорят, на огонь можно смотреть вечно.