-- Пешки назад не ходят, -- съязвила я и тут же поймала себя на испуганной мысли…
     -- Нет-нет, не пешки.  Куклы.  – и пропал. 
     VI
     Кукловоды.  Хозяева.  В игрушки они играют.  Жизнями раскидываются.  А я каждые тридцать лет умираю.  Это что же, у меня жизнь не удалась – так давай все заново? Что, моя судьба заключается в том, чтоб жизнь моя всегда не удавалась? А как же другие? Ведь живут хуже меня.  Всегда есть кто-то, у кого все еще хуже!
     Я злилась.  Уже неделю я хвостиком ходила за Вадиком.  И никуда меня не тянуло.  Только Вадим очень уже неправильно себя вел.  Первые пять дней он пил с ребятами, плакал, запираясь в ванной, а сегодня пошел на день рождения. 
     Мне порядком надоели его всхлипы, я все чаще вспоминала того, другого, жалобно кричащего в тесной комнате.  Его было жалко.  А Вадика – почему-то нет.  Болело за него внутри, хотелось остаться, а вот жалко не было.  И когда он со дня рождения ушел не один, я ничуть не удивилась.  Ему нужно развеяться, забыться, отвлечься.  Другая женщина – лучшее средство.  Я даже почти не ревновала.  Только когда он стал ей рассказывать про меня – прислушалась. 
     --…Она была…это совсем особенный человек, -- скорбно возведя брови, говорил Вадим.  А девушка – оторвала остекленевшие глаза от стены и сказала:
     -- Не то, чтобы мне казалось, что ты преувеличиваешь, но…знаешь, это пройдет.  Просто ты сейчас невольно идеализируешь ее образ…
     Я улыбнулась.  Сейчас она станет его лечить.  Ничего…
     -- …в людях мы любим не самих людей – мы любим свой образ в них.  То, что мы в них видим.  А между тем и этим большая разница.  Она могла быть вовсе не красавицей, хотя я это допускаю, но в твоей памяти она отпечаталась в момент наибольшей для тебя привлекательности.  Так и с остальным…
     -- Неправда! – Вадим вскинулся, но был слишком пьян, снова сел. —Я люб. . лю ее!
     -- Любишь, -- подтвердила девушка, -- Только не ее, а память о том, что она неповторима.  Это ведь простой ассоциативный ряд – она и ее поступки, слова…Это общая особенность – уникальность.  И ты знаешь, что ЗАМЕНИТЬ тебе ее никто не сможет.  В этом вся фишка.  И потому тебе так плохо. 
     -- Неправда – …выдохнул Вадим.  Девушка грустно посмотрела на него и сказала:
     -- Я собаку съела по …м-м-м…несчастной любви.  В том числе, и это тоже.  Ложись. 
     Она уложила его, укрыла и ушла спать в другую комнату. 
     Я посидела в изголовье, а потом легко погладила Вадима по голове и вошла в сон. 
     Теоретически я предполагала, что смогу это сделать, но что это будет ТАК…даже не думала. 
     Я просто выпала в какую-то заброшенную многоэтажку, где по углам жались кошмары.  Посреди коридора стоял Вадим в образе этакого Сталлоне, весь мужественный и сильный.  Увидел меня, выходящую навстречу, обрадовался.  Кажется, он забыл, что я умерла. 
     -- Ася! А я тебя ищу! – не может быть меня в его сне.  Не должно. 
     Я не бросилась к нему, как хотела бы.  Зло мне стало за него.  Ревную все-таки.  Как-то забылось, что он не знает, что я за ним слежу.  Просто подошла, встала нос к носу и сказала:
     -- Я ужасно соскучилась.  Обними меня. 
     Вадим обхватил было меня своими большими руками, а потом запоздало вздрогнул и помертвел лицом. 
     -- Ты-ты…ты же умерла! Аська! Асечка! – он опустил руки и смотрел на меня теперь сверху вниз с такой скорбью, что мне даже захотелось уйти. 
     -- Я вернулась, чтобы возродиться…Нет, я вернулась, чтобы умереть. —Пробормотала я, -- Пойдем со мной…
     Искушение было так велико, что я едва не взяла его за руку.  Я бы, наверное, его увела, если б не Голос.  Откуда-то издалека он прошептал мне на самое ухо:
     -- Зачем он тебе ТАМ?
     -- У тебя что, дел больше нет, только за мной следить? – зашипела я вбок, а Вадику протянула руку. 
     Он отпрянул.  – Нет, ты что, Аська! Прости, но это же жизнь.  Мы же все равно встретимся, раз ты…
     Если бы ты знал, сколько раз мне так наяву обещали встретиться! И при жизни неоднократно.  И никто ни разу даже не стал искать меня.  Да и как там меня узнаешь? Да и где искать – по истечении сорока дней все уходят обратно, все рождаются.  У всех своя дорожка… Голос, что ты молчишь, ты же прав! Ну скажи мне, что я дурочка!
     -- Прощай, Вадичка.