Были бы не рады в любом случае.  Здесь шла баталия.  Я попала в самый разгар ссоры между теткой и двоюродным братом.  Оба уже стояли руки в боки, оба истерически сжимали губы, оба набирались слов перед очередной тирадой.  И, как ни странно, выяснялось не то, кто больше любил меня, или кто больше нуждается в площади – мою квартиру уже продавали.  Никакого лицемерия, ничего подобного! С собой можно быть собой.  Только при мне лаялись одними и теми же словами полчаса, после чего я плюнула и ушла.  Бог с вами.  К чему мне теперь квартира, берите, не жалко.  Только что ж так злобно? Вещи мои уже повыносили… рамочки, цветы в горшках.  Вазу разбили в суете. 
     И это моя родня! Мои самые близкие люди.  А прошло всего четыре дня.  Хотя… мы не были в особо душевных отношениях.  Люди как люди – не фонтан.  Со своими грешками и мелочными обидами. 
     IV
     По улицам я бродила долго.  Под дождем я не промокаю, он только оставляет легкое неприятное ощущение зябкости.  И лужи под ногами не расплескиваются, а только колышется отражение.  Или это кажется? Может это просто дождь, а я сквозь?
     Прошла мимо, потом решила заглянуть.  Где-то здесь живет моя старая, уже прочно забытая мною любовь.  Когда-то я умирала по этому человеку, да и сейчас у меня только нежная улыбка.  Дорог он мне был, одной памятью своей дорог.  Человек хороший, светлый такой человек, добрый, ласковый. 
     Сидит за компом, подперев щеку рукой.  Задумчиво смотрит на экран.  А там – я.  Надо же, приятно! Улыбаюсь и протягиваю ладонь, касаюсь плеча.  Вздрагивает, ежится.  Чувствует? Или это сквозняк?
     И фотография – старенькая, трехлетней давности.  Это только кажется, что все давно прошло и забылось.  Ничего не забылось, просто вытеснилось другими людьми, другими образами, новыми эмоциями, свежими мыслями.  А то, что было – ушло на второй план, но осталось в памяти. 
     На фото – наша маленькая компания.  Лица видны плохо, но на моем мне видно расплывающееся пятно.  Неужели уже тогда?. .  и тут же всплывает «Неужели у него нет другой фотографии, где меня хорошо видно?» и сама себе отвечаю – зачем? Ему ведь не лицо нужно – образ мой.  От лица больнее. 
     Он долго смотрит мне-компьютерной в неясное лицо.  Потом встает и начинает кричать.  Жалобно, как умирающая птица, ударяя еле сжатыми кулаками в стену, как крыльями, распластываясь на ней, кричит на одной ноте, и я корчусь от этого крика в углу, мне становится больно, ноги жжет и я по колено проваливаюсь в пол – где-то там меня уже ждут.  Не хочу!. .  Не плачь! Хватаюсь за его руку, вытаскиваю себя, прижимаюсь к нему, пытаюсь согреть (или согреться по привычке?) – он совсем холодный, словно тоже умер.  Плачет, неумело, сжимая нервно челюсти, сводит брови, жмурится, пытаясь остановить слезы.  Я цепляюсь к нему, как к последней соломинке – утянет меня.  Ноги болят, горят подошвы, неудержимо тянет вниз.  Что же ты меня так гонишь? Тогда прогнал со своей не-любовью и сейчас толкаешь? Что же я тебе сделала?
     Успокаивается и долго, как ребенок, сжавшись в комок, сидит, вздрагивая, на кровати.  И мнет в руках листок.  А там – мои стихи. 
     И я вернулась, чтобы возродиться,
     Чтоб вам в лицо еще раз посмотреть,
     Чтоб в вашей верности еще раз убедиться,
     И быть вам преданной за смерть. 
     
     Да, я вернулась, правда, ненадолго. 
     Я к вам пришла уже издалека. 
     Я вас за все прощаю – хоть за сколько. 
     Вот вам мое крыло, вот вам моя рука. 
     
     Что ж, не хотите – это ваше дело. 
     Прощайте же меня, ведь мне пора лететь. 
     Я думала не то, я все не так хотела,
     И я вернулась, чтобы умереть. 
     Я писала их задолго до ТОГО.  Как они попали к тебе? Кто донес? Нес-нес и донес.  Что же ты хочешь в них понять? Я ведь не знала, что они правда, я вообще не знала, что стихи правда.  Что эта правда через нас, как через окошки, дождем падает. 
     Милый мой, ласковый! Не плачь!. .  Котенок!
     Намучилась я с ним.  Всю ночь у плеча просидела, по голове гладила.  Отпустило, уснул к утру.  А я ушла. 
     И щемило в груди, там, где было сердце.