Когда я задумал этот рассказ, мой мозг был полон красивых фраз, точных сравнений и пространных аллегорий.  Но когда я сел за стол с твердым намерением изложить свою историю на бумаге, я почувствовал, как бедны мои авторские ухищрения, не способные передать в полной мере весь каскад ощущений, обрушившихся на меня около пяти лет назад в комнате одного моего знакомого.  Подобно многим начинающим и некоторых профессиональным писателям, я провел много времени, сидя за столом, пытаясь найти ту ключевую фразу, с которой начинается повествование.  Потратив несколько минут на эти бесплодные поиски, я решил начать историю с прелюдии к основному действию, для того чтобы возможный читатель мог полностью представить себе участников событий. 
     Мое имя, ровно, как и мое прошлое малоинтересно и вовсе не важно для повествования, так как я лишь случайных свидетелей тех странных и немного пугающих событий пятилетней давности.  Гораздо более интересен молодой человек по имени Уильям Мартенс. 
     Обладая солидным состоянием, доставшимся ему от родителей, он с типичной для него легкостью менял увлечения и место жительства.  Он пробовал свои силы в актерском мастерстве, изобразительном искусстве, поэзии, дважды путешествовал на Восток и трижды в Африку.  При всей своей скрытности и нелюдимости это был гостеприимный и интересный человек, способный вести разговор практически на любую тему.  Он редко улыбался, и из-за этого его лучезарная и всегда искренняя улыбка была особенно красива. 
     Внешне он был так же многогранен, как и внутренне; он мог появиться в обществе в элегантном костюме или в простой одежде; мог быть аристократичным или простым. 
     Мы познакомились, когда я пытался продать свои картины за гроши в местную галерею.  Веселым тоном попросил меня показать ему картины и, осмотрев их, он довольно хмыкнул и предложил продать картины ему.  Устав от препираний с хозяином галереи и обрадовавшись такому неожиданному повороту, я с радостью согласился.  Между делом он спросил есть ли у меня еще картины, которые я мог бы показать.  Услышав утвердительный ответ, он дал мне свой адрес и предложил принести их для ознакомления. 
     На следующий день я уже стоял у дверей его огромного загородного особняка в готическом стиле, чем-то напоминающим средневековый собор с его патриархальным и давящим величием, сжимая в руках солидную пачку картин.  Открыл мне сам хозяин (как выяснилось позже, в доме кроме него никого больше не было).  Следующие несколько часов я провел, разговаривая с интересным творческим собеседником, склонным к мечтательным рассуждениям. 
     Он рассказал мне об экзотическом наркотике, купленным им у одного священника в одном из путешествий на Восток.  По словам жреца, наркотик ослаблял путы разума и отправлял его в полный чудесных видений полет в другой мир.  Я пытался объяснить ему, что, возможно, так жрец хотел передать пьянящий эффект вещества, однако Уильям принял все буквально.  По какому-то детскому наитию он поверил, что наркотик является проводником разума в другое измерение.  После пары часов глупых споров он предложил мне опробовать его эффект.  Мы поднялись на чердак дома, где была оборудована спальня и рабочее место художника (как я упоминал в начале, Мартенс увлекался живописью).  Из небольшого шкафа он извлек сосуд для курения и несколько плотных пакетиков.  Вскрыв их, он насыпал ароматную траву в сосуд и раскурил его.  Пустив первые клубы дыма, он передал его мне.  Я последовал его примеру.  Едва вдохнув ароматный дым, я почувствовал, как власть разума над телом ослабевает, конечности становятся воздушно-легкими, а чувства притупляются.  Когда мои глаза потеряли возможность видеть, я испытал волнующее ощущение полета сквозь невообразимые по своим масштабам пространства… А когда я открыл глаза, я испытал настоящую бурю впечатлений.  Я не мог видеть того места, в которое наркотик забросил мой разум – у меня не было тела и привычных органов чувств.  Независимо от тела, оставшегося где-то далеко, в другой реальности, мозг сам воспринимал окружающие его образы и рисовал его себе.  И чем изощреннее было ваше воображение, тем ярче были образы.  Поначалу от такой резкой перемены меня охватила паника, однако вскоре я освоился со своим новым вместилищем и даже воспринял кое-что из окружающего меня пейзажа.  Он был похож на полотно художника-романтика.  Даже испытав эти ощущения снова, я бы не смог достоверно изложить то, что я ощутил.  Это был букет из красоты, нежных ароматов, покоя, безмятежности… И немного вдалеке четко проступал возбужденный образ Уильяма.  Я попытался двинуться, и образы в моем сознании потекли вперед, подобно реке.  Осваиваясь, я воспринимал все больше и больше, улавливал мелкие детали, динамичность окружения.  А потом началась новая ступень моего обучения: мир наполнялся звуками.  Сначала я не заметил этого безмолвия, но теперь, когда звуки вторгались в мое сознание, беззвучность казалась оглушительной.  Я услышал голос Уильяма.  Хотя слово «услышал» не совсем верно.  Скорее «воспринял».  Я воспринимал не сами звуки, а их цель, эмоциональную окраску.  Тогда я попробовал заговорить, и мои призрачные уста испустили лишь смысл, эмоции.  Поначалу такой подход показался мне примитивным, однако позже я понял, что при помощи красок эмоций можно рисовать настоящие картины смысла.  Эмоции можно превратить в стихи, сложный речевой оборот.  Один и тот же смысл можно передать в различных эмоциональных красках.  Да и описать этот мир можно лишь этими бесцветными красками. 
     Полностью освоившись со своими бесплотными сущностями, мы принялись исследовать это странное измерение.  В основном наш окружал лишь тот идиллический пейзаж, что встретил нас в начале нашего путешествия; изменялись лишь очертания и иногда ощущения.  От покоя к тревоге, от тревоги к печали и так далее…
     Временами нам встречались строения – огромные области, не испускающие эмоций.  Если простоять немного рядом с ними, можно ощутить его форму и материал, из которого они состоят.  Гротескные физические уродства посреди океана чистых ощущений…
     Так показалось мне сначала.  Однако исследовав значительную часть мира, мы поняли, что постройки играют здесь главную роль.  Помимо огромных зиккуратов, расположенных в соответствии с некой системой здесь имелось множество небольших построек, выполненных в абсолютно разных стилях.  Присутствовали как постройки далекой древности, так и вовсе что-то невообразимое, относящееся, как я смело предположил, как далекому будущему нашей планеты…
     Но когда мы приготовились проникнуть внутрь этих построек, я ощутил, что действие чудесного наркотика ослабевает, и на меня наваливается тяжесть плоти и простых земных ощущений.  Спустя минуту я уже лежал на полу на чердаке особняка, яростно хватая ртом воздух…
     
     Когда я и мой знакомый пришли в себя, я знал, что мой знакомый не чувствует ликование победителя, доказавшего верность своей точки зрения.  Какое-то время он просидел на полу, глядя в одну известную только ему точку.  Его мозг, как и мой собственный, лихорадочно пытался понять произошедшее, вплести эти чудеса в привычную картину мира, дать рациональное объяснение.  Но попытки наших скудных разумов, зацикленных на превосходстве науки и рационализме, не увенчались успехом.  Одно из двух: либо наркотик обладает таким ошеломляющим эффектом, либо он действительно переносит разум в некое пространство за пределами изученного человечеством мира. 
     -Ты видел те постройки? – нарушил молчание мой приятель и, не дождавшись ответа, продолжил, - Они как будто из нашего мира… Это значит, что то место, не абстрактное другое измерение, но нечто, принадлежащее нашему миру…
     -Почему ты так уверен в правдивости этих грез? – спросил я, стараясь вложить в свои слова побольше скептицизма; получалось плохо.  Мой приятель, видимо, почувствовал это и с насмешкой спросил:
     -Ты сам-то веришь в свои слова? – взгляд его был почти безумным. 
     Не дождавшись моего ответа, он удовлетворенно хмыкнул и вновь отвернулся к своей вожделенной точке в пространстве.  После непродолжительного молчания, которое, тем не менее, казалось затянувшимся и давило на мозги, Уильям задумчиво произнес:
     -Мы должны узнать, что внутри этих построек, - поначалу я подумал, что он обращается к самому себе и не ответил на его слова, но тут он резко схватил меня за запястье и вскрикнул, - Понимаешь?! Мы ДОЛЖНЫ попасть туда!
     Взгляд его был настолько сумасшедшим, а хватка настолько сильной, что я согласился повторить путешествие следующей ночью.  Он, казалось, не был удовлетворен таким ответом, но все же кивнул и отпустил меня. 
     С сонной рассеянностью он наблюдал, как я собираюсь уходить.