. . .  - И, всё-таки, врёшь, ты, Митрофаныч, - охотник развернул упакованный в станиолевую фольгу очередной sandwich с сыром и протянул его егерю.  Тот помотал головой, жуя и не имея иной возможности выразить свой отказ.  Через минуту дар речи вернулся к нему, и, уже членораздельно, прозвучало:
     -Вы уж, барин, можете и не верить, а только вам все мужики скажут: нехорошее это место – Бутылкино болото.  Водится там всякое, чего христианам на ночь поминать и не велено.  Да и бабы, наши, деревенские, хоть и дуры, прости Господи, но тоже, хоть и присочинив, рассказывают всякие страсти.  Вам городским такого видать не случается.  У вас паровозы да всякие фабрики распугали, видно, нечисть.  А у нас места тихие, она тут по болотам и таится. 
     -Там чудеса, там леший бродит,
     -Русалка на ветвях сидит… - с пафосом продекламировал охотник, дожевав закуску и примериваясь к немалому куску окорока. 
     
     - Это ведь, господина Пушкина сочинение? Вы, Иван Петрович, конечно писатель, человек в европах образованный, наизусть знаете… Младшенький мой, Гришенька, из книжки вот тоже недавно читал.  Во, малец! Считать тоже горазд.  В лавке летом, пока приказчик на счётах щёлкал, он всё до полушки в уме посчитал и всё сошлось! А русалки? Не, я русалок, честно, не видал, да и лешего, тоже.  Вот чертей, да, доводилось.  Да не смейтесь вы, трезвёхонек был.  Заночевал у Бутылкина болота в позапрошлом годе.  Растянул ногу маленько.  Что, думаю, впотьмах ковылять, дождусь утра, да и дойду до кордона потихоньку.  Ночи-то тёплые были ещё, несмотря на осень.  Вот, как сейчас.  Завернулся в полушубок, да и лёг под кусток, аки зайчик бездомный.  Да на голову накинул мешок старый от комаров.  Были ещё комары тогда.  За день-то я находился, тут и задремал. 
     Проснулся около полуночи: луна-то полная, как и сегодня, высоко уже была, слышу плеск да визг, вроде поросячьего.  Приподнял мешок, а сам ружжо щупаю.  А они на болоте колготятся. . . 
     
     Митрофаныч примолк и деловито принялся за изготовление «козьей ножки».  Видно рассказывал он эту историю уже не раз и знал когда сделать паузу. 
     - Так, кто колготился? – спросил в нетерпении городской барин, коего захватила, может и не сама побасёнка, а в сочетании с антуражем: тёмным лесом вокруг полянки, полным ночных звуков, да успокаивающим потрескиванием костерка. 
     - Ты, Иван Петрович, не торопи, сам расскажу.  Черти это были! – Митрофаныч перекрестился, – бегали по болоту да свинью ловили, да не дикую, а домашнюю.  Видно в деревне покрали, оглушили по башке, да принесли.  А она, возьми и оживи! Вот они её и ловили, да и сами визжали, не хуже той свиньи.  А как поймали, тут же разодрали, да сырьём и съели!
     
     - А ты, Митрофаныч, что же? Со страху-то не помер под кустиком?
     - Нет, Иван Петрович, не помер, хотя думал, помру.  Я их и святым крестом крестил и молитву читал – не пропадают.  На моё бы место нашего отца Михаила, вот в ком вера силы неописуемой! Он самого капитана-исправника словом останавливает, а черти ему – тьфу! Голос-то, как труба медная.  А моя-то вера слаба.  Хорошо меня эти бесы и не заметили в темноте да под мешком, а то сожрали бы, как Бог свят!
     - Да, какие они из себя-то?
     - Обычные черти, как на картинке, шерсть длинная, морда поросячья, рога.  Хвостов нет вроде.  Да далеко было, не разглядел я.  Да и не дай Бог, вблизи-то. . . 
     -Опять ты врёшь, бабкам деревенским рассказывай свои приключения!
     -Бабкам не бабкам, а отцу Михаилу на следующий же день рассказал, как до деревни доковылял.  Да ковыляя чуть шею не вывернул, не шлёпают ли они следом!
     
     -И что он?
     -Сначала тоже подумал, что я до чёртиков допился, хотел меня выставить.  Да потом видит, что я трезвый, как младенец, усадил меня, всех из избы выгнал, да и побеседовали мы рядком, обстоятельно.  Всё выспросил, молитву мою безуспешную одобрил.  Сказал, она меня и спасла.  Да заповедал больше на Бутылкино болото не ходить.  Я и слушаюсь.  Вон оно болото, версты нет, да не пойду я туда, хоть золото мне посули!
     -Да тебе примнилось, верно!
     -Ага, примнилось! А разодранная кожа свиньи с чёрными пятнами тоже примнилась?
     Которую в деревне у бабки-травницы в ту ночь скрали!
     
     -Так то, волки, наверное!
     -У нас волков-то, уже думаю пять лет нет.  Ушли из волости.  Почитай, той осенью как Митяй-дурачок свою бутылку с болота приволок. 
     -Так это по ней болото назвали? А что за бутылка?
     -Бутылка, не бутылка, а вроде кувшина, снизу хрустальная до половины, а сверху вроде золотая.  Да с камешками по золоту разноцветными.  Они сами собой светились да перемигивались.  Митяй-то на болоте её подобрал, кой чёрт его туда понёс. . .  – Митрофаныч опять перекрестился.  – Да в дерёвню и приволок, бегает, всем показывает и бормочет: «бутылка, бутылка!» Ну, мужики видят, вещь ценная, отобрали у дурачка цацку.  Да в город отвезли в полицию.  С ней потом сам капитан-исправник приёхал, с отцом Михаилом, да с учителем, допрос Митяю учинять.  Да ничего не добились.  На болото он их правда свёл, показал яму где подобрал.