-Да ты сам, видел ли ту бутылку?
     -Видел и в руках держал, да я описал уже.  Да ещё, горлышко у ней было широкое.  Говорю же, как у кувшина.  И пробка тоже золотая, да хитрая.  Открыть невозможно.  Все мужики умаялись пробуя.  Как её Митяй открыл?
     -Так он её открывал, что ли? – удивился охотник не на шутку увлечённый рассказом. 
     -А кто же кроме него туды воды болотной налил.  Да с дохлыми головастиками, да с лягухой дохлой? После уж учитель рассказывал, свезли её в город, в железнодорожные мастерские.  Там рабочие тоже умучались открываючи, а потом и вовсе, сломали. 
     Одного, что в руках её держал, чуть до смерти не убило! Поддел он крышечку, долотом вроде, тут она и отскочила, да вдруг сверкнуло как молния, да грозовой дух пошёл.  Рабочий-то, как стоял, так и упал.  Насилу откачали.  А у него все руки в ожогах, будто углями горячими игрался.  И долото поплавилось. 
     Бутылка упала, но не разбилась.  А вода-то, болотная на пол и выплеснула.  И все головастики, да лягуха вдруг живёхоньки оказались! Она под верстак упрыгала, все видели. 
     Потрогали бутылку сперва палкой, потом в руки взяли.  А огоньки боле не мигают, спортилась, видно!
     
     А Митяй-дурачок с тех пор на болото это повадился, видно ещё бутылку найти хотел.  Да не нашёл, а и сам сгинул года через два. 
     Заговорились мы с тобой, барин, пора и спать ложиться.  Утро-то ждать не будет.  Ты уж на мою кошму ложись, а я по-крестьянски, в тулупчик, да под кустик. 
     
     Выпитая ли водка, необычно ли реалистичная, но вместе с тем явно фантастическая байка егеря не давали уснуть Ивану Петровичу.  Не отягощённый излишним образованием егерь уже давно похрапывал под своим кустиком, а Иван Петрович всё ворочался на кошме.  Был он человек прогрессивный, хотя происходил из дворянского рода, учился в Сорбонне и был стихийным атеистом.  Не верилось ему, соответственно, и в чертовщину.  Но и егерь слыл человеком обстоятельным и малопьющим.  Даже теперь он выпил всего стакан водки, хотя ему предлагалось и ещё. 
     Итак, проворочавшись с пол часа.  Иван Петрович наконец понял, что сна у него ни в одном глазу. 
     
     Поднявшись с кошмы он подкинул хвороста в начавший угасать костёр, достал из портсигара испанскую пахитосу.  Раскурил её от тлеющей веточки и пошёл бродить по полянке, освещённой отблесками костра и светом полной луны. 
     Ехидная луна светила с небес и улыбалась щербатой улыбкой.  Стоял уже конец сентября, но дни были всё тёплые и сухие.  И только ночью становилось прохладно, но вполне в меру для не изнеженного, хотя и городского жителя, который год выезжающего по осени из душного города на утиную охоту.  Побродив, и позадирав голову на бледные в свете луны звёзды, Иван Петрович вернулся к своему спальному месту и взял ружьё.  Подумал и подвесив его обратно на сучок обратился к чехлу со штуцером.  Проверил заряд и, закинув за спину смертоубийственное оружие, пошёл в указанном Митрофанычем направлении.  Прямо к Бутылкину болоту. 
     
     Идти было легко.  Полная луна просвечивала между редкими уже листьями чахлых осин и берёзок и худо-бедно, но освещала дорогу.  Вовсе не аматёру в ночном лесу, Ивану Петровичу легко удавалось соблюдать принятое направление, держа луну в углу правого глаза.  Местность всё понижалась и, пройдя около версты, он, как и предполагал, вышел к болоту. 
     Вдруг проснувшийся ветерок принёс ему специфический запах стоячей воды и. . .  костра. 
     За кустами действительно горел огонь и тени от каких-то фигур чудно ложились на листву одинокой берёзки за кустами. 
     -«Знать тоже охотники! Да, не подверженные суевериям» - подумал Иван Петрович и, совсем было уже решившись подойти и познакомиться, вдруг остановился и развернулся на звук протяжного визга, донёсшийся из-за спины незадачливого авантюриста, коим в ту минуту он почувствовал себя.  От костра сей же момент раздался ответный визг и, перемахнув через кусты в поле его зрения появились четыре фигуры, в которых любой человек несомненно опознал бы натуральных чертей. 
     
     «Так значит. . . » – подумал Иван Петрович, но мысль додумываться не пожелала, ноги его ослабли и охотник ощутил полную готовность упасть в обморок.  Усилием воли он однако сумел отогнать дурноту, чему способствовал правда порыв свежего ночного ветерка.  И он попытался сосредоточиться на неведомом противнике. 
     Косматая шерсть покрывала их не больно крупные, с двенадцатилетнего подростка тела, и даже морды, вполне свинские, со свинскими же нервно трепещущими ушами.  Луна влажно отсвечивала на больших круглых пятаках, впалые глаза светились в свете луны недобрым красным светом.  Глянув на их открытые взгляду гениталии, охотник отстранённо понял, что перед ним несомненно самцы.  А ещё ветер доносил от них какой-то похожий на собачий запах, вперемешку с запахом прогорклого жира. 
     
     Больше всего поразило Ивана Петровича то, что один чёрт, самый высокорослый, несомненно предводитель, был одет в драный полушубок нараспашку.  Одеяние прочих составляли широкие ремни с подвешенными на них некими странными предметами.  Тут же он и опознал часть из этих предметов, поскольку похватав их в обе передние лапы черти стали неспешно расходясь в стороны, подвигаться к нему, перевизгиваясь и перехрюкиваясь на своём наречии.  Предметы оказались чем-то, вроде бразильских мачете. 
     Воля как будто вернулась к атакованному неведомыми существами охотнику. 
     -«Всё-таки, они вполне материальны» - подумал он с облегчением и рванул с плеча надёжный штуцер, одновременно взводя курок. 
     
     Видимо с назначением винтаря черти были хорошо знакомы, поскольку несколько смешались и отодвинулись на десяток шажков к кустам.  Впрочем, отнюдь не кидаясь в паническое бегство, а продолжая интенсивно похрюкивать.