И даже не побрезговал его квартирой! Теперь, утолив самолюбие, жаждет большего…. 
     Иван подхватил стоящий на полу графин и, подавляя нервную дрожь, жадно глотнул воды.  Затем посмотрел на мать и, столкнувшись с холодным и отчужденным взглядом, запнулся на полуслове. 
     - Чего замолчал?! - недовольно нахмурилась Елизавета и продолжила неожиданно трезво.  - За язык тебя никто не тянул.  Продолжай, если сам начал!
     - В тебе Борюсик видит только украденную папину жизнь.  Ему больше не хочется чувствовать себя вором.  Теперь жаждет доказать всем, что он больше преданного им друга! Великий Борис Евгеньевич Заря – эпоха, воссиявшая над Уральскими горами! Так что не надо, мама, тратиться на косметологов, не надо пахнуть розовым маслом.  Ты все равно останешься для него лишь надоевшей игрушкой из прошлой жизни.  Пройденным этапом…
     - Как ты смеешь! Ты, ты неблагодарный, гадкий мальчишка! – вспыхнула Елизавета.  - Да если бы не Борис, ты бы давно загнулся в колонии для малолеток или до сих пор прозябал в немировской психушке.  Ты в этой жизни всем обязан ему!
     Елизавета Андреевна соскочила с дивана и, с силой оттолкнув тазик ногой, показала Ивану на дверь:
     - Убирайся! Больше не хочу тебя видеть! После того, что было сказано, ты больше мне не сын!
     - Мама… ты что говоришь? – прошептал Иван, ужаснувшись.  - Посмотри, что с нами происходит…
     - Вон! Я сказала, пошел вон! - Елизавета подхватила графин и с силой швырнула им в сына.  - И почему только в Немирове не сдох?! Выродок, отродье!
     Иван выскочил из квартиры, потом, не замечая как, из подъезда на огромный, залитый мягким сентябрьским солнцем ухоженный двор. 
     Не откликаясь на приветствия соседки, не обращая внимания на косые взгляды людей, с трудом добрался до детской площадки и забился под «мухомор» песочницы, в которой еще совсем недавно так любил строить замки из песка.  Вместе с мамой и папой.  В которой теперь, давясь слезами, и вправду думал: «Почему не погиб в проклятом Немирове.  Или выпрашивал у судьбы отсрочку? Стоило ли жить и возвращаться, если ценой возвращения стала его мать?»
     
     
     Глава 6.  Непредвиденные обстоятельства
     
     - Храмов? Это ты? Аллё, аллё, да отвечай, черт бы тебя побрал! - в трубке застрекотали согласные звуки из потерянных в эфире ругательств. 
     «Неужто Тараканыч в такую рань звонит?» - Иван торопливо взглянул на часы.  Было без пятнадцати шесть. 
     - Слушаю, Пер Тарасович, - спросонья пробурчал Иван, на что трубка снова огрызнулась отборным матом. 
     - Кто кого там у тебя «пёр»? Все выходные дозвониться до тебя не могу! – тяжело пыхтел Заваляев.  - Давай руки в ноги, а душу в мать и со всей дури дуй в редакцию.  Хочу тебя лицезреть немедленно!
     «Присказки в словах главного редактора - это хороший знак, - подумалось Ивану.  - Значит, можно расслабиться и жить дальше - никакого наката не последует.  Скорее всего, просто ожидает небольшая, но срочная заказуха про очередного готовящегося к выборам показушного мецената». 
     - Ну, какая редакция, Петр Тарасович? Шести утра еще нет! - пробурчал Храмов, потягиваясь в скомканной постели.  - Да и в школу мне опаздывать нельзя.  У нас директор за всеми следит и припозднившихся сразу премии лишает. 
     - Какая, нахер, школа? Какая, к едрени фени, премия? - благим матом заорал Заваляев.  - Ты, случаем, вместо расследования сам на иглу не присел? Или клея со школьными дебилами обнюхался? Едь ко мне со всей прыти! Нет, лучше не в редакцию, а подтягивайся сразу ко мне домой.  Так ближе будет, да и переговорить нам лучше без свидетелей.  Я сейчас такси тебе вызову…
     - У меня деньги закончились. 
     Попытался возразить Храмов, на что трубка вновь огрызнулась отборной материной, с полным перечислением всех известных Содомских и Гомморских грехов. 
     И через десять минут Иван действительно проезжал по разраставшемуся на Правом берегу спальному микрорайону, некогда названному гордым именем «Пролетарский» или, как его называли в народе, «Пролетом». 
     Поднимаясь на изувеченном, загаженном лифте, Храмов про себя отметил, что Тараканыч не случайно так живо интересуется темой «разрухи в головах», которая всегда заканчивается тотальным писаньем граждан по всем углам собственного жилища. 
     - Что, опять лифт обоссали? - первым делом возбужденно спросил Заваляев, поджидающий Ивана на лестничной площадке. 
     - Ага, - кивнул Храмов.  – На весь лифт запах жутчайший стоит.  Лучше и не соваться!
     - Что я только не делал.  Вчера по периметру кабинки хлорки насыпал.  Все без толку! Как раньше мочились, так будут и дальше, - главный редактор обречено махнул рукой.  – Новый дом, всего три года как построили, а посмотри на него: стены измалеваны, потолки прожжены спичками, двери на пожарной лестнице разбиты… Что за народ? Где живут, там и срут… Хуже американских негров! Да ты заходи, Ваня, милости просим!
     В квартире Заваляева оказалась на удивление простая и даже спартанская атмосфера: несколько больших шкафов, набитых разномастными книгами, старая тахта, торшер с красным абажуром да цветной телевизор, доживающий свой век еще с советских времен. 
     - Правда, у меня хорошо? - Тараканыч восторженно кивнул на убогую обстановку, напоминающую общежитскую комнату холостяка.  И, не дожидаясь ответа, многозначительно добавил.  - Это потому, что я полгода назад развелся.  И после десятилетий земного ада наконец-то зажил как свободный человек.  Ты не поверишь, но каждое утро я просыпаюсь с ощущением счастья!
     - Вот как?! – удивился Храмов.  – А мне казалось, что свое счастье люди находят в любви и браке…
     - Чушь, полная чушь! - Петр Тарасович гулко расхохотался и, пропуская Ивана вперед, указал на кухню.  - Ничего хорошего там нету.  Просто по малолетству в тебе природа устраивает гормональную революцию с последующей перезагрузкой сознания.  А как годков через двадцать выветрится тестостерон, тогда на мир взглянешь совсем по-другому.  И первое, от чего придешь в ужас, станет понимание того, что рядом находится толстая, глупая и сварливая тетка, которая изо всех сил пытается скрыть свою ненависть к тебе ради выкачивания денег! А еще они поголовно становятся фригидными, но спят со всеми только для того, чтобы ты стал рогоносцем. 
     - Если разобраться, - попытался возразить Иван, но на этот раз Заваляев возражать не позволил. 
     - А вот разбираться не надо, поверь моему горькому опыту! Иначе тебя ожидает много приятных сюрпризов.  К примеру, однажды ты обнаруживаешь, что твою благоверную продегустировал каждый встретившийся на ее жизненном пути.  А твои капризные и неблагодарные дети вовсе и не твои, а чада, так сказать, других добрых дядей.  И что твои коллеги, знакомые и родственники давно знают, какое ты неблагодарное чудовище, к тому же страдающее от геморроя и простатита… Так что, если ты считаешь жену ангелом-хранителем, значит ты счастливый вдовец!
     Заваляев подошел к плите, включил пьезо-зажигалкой газ и поставил на огонь обколотый эмалированный чайник. 
     - Видишь, сожительство с бабьем отучило нас от огня! - он с раздражением швырнул зажигалку в мусорное ведро.  - Мы даже газ спичками зажигать разучились! Мужики на букву «му»…
     Иван присел на табуретку возле кухонного столика и с интересом наблюдал за фонтанирующим эмоциями главным редактором.  Он ни на минуту не сомневался, что это представление разыгрывается Тараканычем специально.  Опытный комсомольский интриган и артист в душе, Заваляев несомненно «разогревал» еще не проснувшегося зрителя, чтобы вывести его из умственного равновесия.  Непонятным оставалось одно, для чего потребовалось Тараканычу прибегать к муторному цыганскому зомбированию клиента, а не сказать о деле прямо и сразу. 
     - У вас, в Заречинске, в начале ноября пройдут выборы в городскую Думу.  Может слышал? - совсем не к семейной теме неожиданно ввернул Заваляев. 
     - Вместо погибшего депутата Горенкова? – отозвался Иван, смутно догадываясь, о чем пойдет речь. 
     - Хороший Горенков был человек и хирург от Бога.  Царствие ему небесное! - Заваляев демонстративно перекрестился на висящие сковородки.  - Знаешь, кто будет основным претендентом на его место?
     - Нет… - пожал плечами Иван.