Паук подвёл нас к круглой дыре около сажени в диаметре и нырнул в неё.  Морай мужественно полез за пауком в нерукотворный тоннель, а я, разумеется, за ним. 
     Путь наш был тернист: пол подземной галереи словно кто-то утыкал каменными бритвами.  Мы то и дело оступались, хватаясь руками за стены и обдирая о них ладони.  И лишь получеловек-полупаук преспокойно вышагивал, цокая металлом о камень.  Вскоре я потерял чувство времени и перестал осознавать пройденное расстояние.  Сам себе я казался грешником, обречённым на вечное бесцельное блуждание по коридорам геенны. 
     В какой-то момент Морай оступился и упал, огласив пещеру крепкими ругательствами.  Его фонарь выпал из рук и погас. 
     - Что случилось? – услышали мы неживой, лишённый эмоций, голос паука. 
     - Дьявол! – процедил Морай.  – Кажется, у меня что-то с ногой! Будь прокляты эти пещеры, эта тьма и мерзавец Глиц!
     - Вы можете идти, лейтенант? – спросил я. 
     - Боюсь, что нет, капитан, - выдохнул Морай.  - Похоже, кость сломана.  Бог мой, до чего больно!
     - Чёрт! – сказал я.  – Эй, Мари! Лейтенант сломал ногу! Мы не можем идти дальше. 
     - Что ж, значит, мои мучения в этом теле будут продлены, - был ответ.  – Я помогу вам вернуться.  Но помните, что мятежный дух барона Глица также неупокоен и ждёт своего часа.  Помните и том, что, когда жажда человеческой крови сделается невыносимой, я вновь буду убивать.  Но кто будет моей добычей на этот раз?
     - Капитан, - сказал Морай.  – Я не вправе давать вам указания, но из нас двоих только вы можете довести нашу миссию до конца.  Идите за ним… за ней… и разбейте сатанинскую машину к чёртовой матери! Я буду ждать вас здесь.  Возьмите мою лампу – вам она, возможно, пригодится больше, а у меня припасены две восковые свечи, так что я не пропаду.  Идите, Брико, умоляю вас!
     Стоит ли говорить, что я не мог не уступить его просьбам?!
     Спустя ещё несколько минут осторожного движения во мраке пещеры, перед которым был бессилен огонёк, плясавший внутри фонаря, я заметил, что впереди забрезжил свет.  Поначалу я списал это на расстройство рассудка, измученного темнотой, но свет, по мере приближения к его источнику, становился ярче и вскоре с непривычки я даже почувствовал резь в глазах.  Стены раздвинулись, и я застыл у входа в огромный грот, освещённый таинственными шарами, висящими под его сводом. 
     Однако, не от вида неведомых ламп, сияющих в самых тёмных недрах горы, замер я в изумлении.  В гроте кипела «жизнь», если только это слово применимо к вещам, происходящим здесь.  По камням, подобно большим уродливым насекомым, суетливо ползало множество созданий, представляющих собой богохульные химеры человеческой плоти и механики.  То, несомненно, были адские творения Аргуса Глица.  Глядя на них, я вздрагивал от омерзения.  В самом же центре пещеры располагалось странное металлическое сооружение.  То был огромный, более полутора саженей в высоту, цилиндр, поставленный вертикально.  Над ним, удерживаемая и движимая таинственной силой, вращалась гладкая сфера, отлитая из того же странного, не боящегося ржавчины, металла.  От боков цилиндра отходили длинные членистые отростки, напоминающие щупальца спрута.  Один из отростков был короче прочих, и его конец увенчивала отрезанная голова молодого мужчины. 
     Я не удивился, когда этот отросток пришёл в движение.  Раздался звук, похожий на тот, что издаёт воздух, проходящий через органные трубы, и мёртвые губы зашевелились. 
     - Приветствую вас, господин капитан! – сказала голова.  – Разрешите представиться – барон Аргус Глиц! Я долго ждал вашего прихода. 
     Я молчал. 
     - Признайтесь, вы поражены, не так ли? Наверное, вы считали меня мертвецом? Так вот, что я открою вам: барон Глиц, который умер в стенах сумасшедшего дома и который похоронен на фамильном кладбище – всего лишь жалкая оболочка бренной плоти.  Пустышка! С тем старым, обуреваемым болезнями телом я расстался без сожаления.  Нынешнее вместилище моей души куда надёжнее.  Но я открою вам секрет, ради чего вы здесь.  Видите ли, капитан, этот металлический сосуд души – моя добровольная тюрьма.  Надёжная, безопасная, но всё же тюрьма.  Я томлюсь в ней уже пару десятилетий и до одури жажду вновь обрести свободу.  Догадываетесь, что мне нужно, Брико?
     Оказывается, эта тварь знала и моё имя. 
     - О, я знаю о вас больше, чем вы могли бы предположить! – засмеялся Глиц, словно прочитав (а, может, и вправду прочитав) мои мысли.  – Мне требуется тело.  Тело, в котором я мог бы жить среди людей… Здоровое, сильное, молодое.  Я давно наблюдаю за вами, капитан, и вы, на мой взгляд, само совершенство.  Требовалось только привести вас сюда, и вы, Брико, попались, как певчая птичка в силки! Вы склевывали одно зёрнышко за другим и в конце концов сами залезли в приготовленную клетку.  Не понимаете, о чём я? Сначала я внушил этому ярмарочному шарлатану, Горготу, кое-какие из своих идей, справедливо надеясь, что его записки попадут в руки тюремщиков.  Полагая, что сами по себе эти бумаги вряд ли сподвигнут кого-либо лезть в подземелья, я устроил ему побег, но этот болван потащил всю свою писанину с собой, и тогда я отдал его моей Мари.  Это было первое зёрнышко.  Пока ничего особого, но я умею ждать.  Так долго, как нужно.  Затем в замке появились вы.  Я понял, что рано или поздно вы обязательно спуститесь в недра горы.  Надо было только подтолкнуть вас к этому.  Сын коменданта, заблудившийся в штольнях, был очень кстати.  К сожалению, он так перепугался при виде моей девочки, что онемел, но в итоге и это послужило моему благу.  Признайтесь, капитан, какие идеи появились у вас, когда вы просматривали бумаги Горгота, написанные на языке народа, считавшегося легендой уже тогда, когда Вавилон был молод? Неужели вы не прониклись желанием организовать экспедицию в подземелья? Оставалось только подтолкнуть вас к этому.  И я подстроил побег этому разбойнику, Кризуну.  Это было предпоследнее зёрнышко.  Вы пришли в пещеры.  Дело за малым – подкинуть птичке последнее зерно, вынудить её саму шагнуть в клетку - заставить вас встретиться со мной.