Выходит, игрушку ей тогда не купили. 
     Щелчок. 
     - Мишка! - радости-то сколько…
     Всё-таки купили. 
     Щелчок. 
     - Дорогой, ты слишком балуешь ребенка. 
     Щелчок. 
     - Ты о чем, женщина?
     Щелчок. 
     - Ты понимаешь.  Об этом медведе. 
     Щелчок. 
     - Шутишь? Сама потакаешь её капризам, игрушки покупаешь, а на меня сваливаешь. 
     Усмири эмпатию, Света! Кашель не может раздаваться на пустой кухне.  И узоры на паркете не должны появляться сами собой.  Вот как сейчас.  От холодильника побежала тонкая борозда и, сделав пару мертвых петель, стала по спирали стягиваться вокруг женщины.  Усмирение эмпатии было решено отложить.  Психотерапевт пулей вылетела в коридор. 
     - А теперь, Лиза, ты должна вспомнить, кто подарил тебе игрушечного медведя.  Ты меня слышишь? Кивни. 
     Нет кивка.  Щелчок.  Никакой реакции.  Тихий перезвон металлических шариков.  Лиза начала просыпаться.  Этот звук разрушает трансовое состояние?! Щелчок. 
     - Мама! Смотри, какой мишка!
     И Лиза развернулась в сторону тройного кукольного храма, требовательно указывая пальчиком на настоящую игрушку.  Так не должно быть. 
     Щелчок. 
     - Мама! Смотри, какой мишка!
     - Лиза, мы договорились, что по щелчку ты меняешь роль…
     - Мишка!
     Щелчок. 
     - Мишка! - требование прозвучало агрессивней. 
     Может, и правда дать ей этого проклятого медведя.  Игнатий раздраженно сделал шаг к игрушке.  Ещё шаг. 
     Куклы из внешнего круга развернулись к нему, осуждающе захлопав своими безжизненными глазами, выставив вперед ладошки.  Вот сейчас они кинутся под ноги наглому гипнотизеру.  А что, если это просто самогипноз? Аннушкин непроизвольно пнул ближайшую к нему фигурку, разрывая первый молитвенный контур.  Какие вообще есть гарантии, что врач не заплутает в лабиринтах чужого безумия?
     Усмири эмпатию, Игнатий. 
     Усмири эмпатию, Света. 
     Озёрская металась из комнаты, пытаясь найти источник скрежета.  Если это была Сара, то ей каким-то образом удалось стать невидимкой и расщепиться на пять дублей.  На десять.  Скрежет повсюду. 
     Щелчок. 
     - Лизавета! Зачем ты рисуешь на полу? Что… Зачем ты исцарапала паркет?!
     Щелчок. 
     - Мама, это не я.  Я же тебе говорила.  Это домовой.  Он охраняет меня. 
     Щелчок. 
     - Зачем ты придумываешь? Какой домовой?! Ты же взрослая девочка уже. 
     Щелчок. 
     - Это правда домовой.  Он так меня защищает.  Мишка боится скрежета. 
     Щелчок. 
     - Так! С меня хватит.  Опять этот медведь здесь.  Я же его вчера выкидывала.  Притащишь его с помойки ее раз, и я сожгу этого ватного монстра. 
     Щелчок. 
     - Сожгу!
     Игнатий не успел остановить девушку.  Она ловко метнула свечу во второй кукольный круг.  Пропитанные черной краской платья вспыхнули.  Клубы дыма устремились к потолку.  Противопожарный датчик предательски молчал, ссылаясь на отсутствие электричества. 
     Куклы, охваченные огнем, исторгли из себя подобие крика. 
     Дзинь! Ожили колокольчики внутри медведя. 
     Девушку затрясло.  Гипнотический покров хлопьями слетал с её разума.  Времени было мало.