Ни своих, ни чужих не жалел, - пуля в лобешник и на переработку.  Позавчера одного на скотобойне захерачил, отказался тот детей убивать.  Инопланетным ублюдкам партия детских трупиков понадобилась.  Еле наскребли десяток.  Мужики роптать начали, а двое, самых опытных в военном деле, уплыли за реку к сбежавшим из города.  Вчера туда на шести лодках рискнул было переправиться отряд бойцов, чтобы вернуть беглецов.  До середины речки не доплыли.  С другой стороны такую пальбу подняли, враз четверых убили, да с десяток ранили.  Отбили охоту напрочь, туда соваться.  Те, за рекой, становились очень опасными.  У них же здесь назревал дефицит кадров.  Из участвовавших в уничтожении чёрных и имеющих общение с инопланетянами, осталось не более десятка.  Сам бухгалтер там не был, он примкнул позднее.  Ему после поведали: - инопланетяне, высокие белокурые, улыбчивые, в блестящих облегающих комбинезонах, не произнесли ни слова.  Просто у каждого находящегося там, в голове, словно на экране прокрутили два варианта.  Или его разделывают на скотобойне, либо он расправляется с другими.  Выбор очевиден.  Теперь же в свой отряд приходилось набирать по принципу – или с нами, или семью на мясо.  Соглашались служить, но были крайне ненадёжны.  Чуть что случится, разбегутся, или к противнику переметнутся, сволочи.  Бухгалтер поёжился, глянул в окно.  Небо всё затянуто свинцово-серыми облаками, порывы ветра гнули деревья, дождь потоками струился по стёклам окон.  Природа, спохватившись, решила наверстать месячный план по осадкам.  На крыльце послышались, чьи то шаги.  Дверь распахнулась, и на пороге появился шеф в длинном плаще с капюшоном. 
     - Жируешь, барин хренов! – босс прошлёпал по застеленному в гостиной ковру, к вскочившему бухгалтеру и прямо в мокром плаще уселся в опустевшее кресло. 
     - Что вылупился? Коньяку и закуски! – рявкнул он.  Опрокинув рюмку и зажевав долькой лимона, он вытянул ноги и откинулся в кресле. 
     - Хорошо суки жили, красиво – задумчиво глядя на огонь камина, пробормотал он.  – Не зря их местные бичуганы враз порешили.  Не хорошо жировать, когда другие бедствуют.  Вот случись в этой стране сейчас революция, то справедлива была бы… Ограбили народ почём зря, и пальцы веером.  А сами как были быдлом… Что я пришёл то? Тварюги, инопланетные отмашку дали, вроде как не нужны им трупы более.  Что делать будем?
     - Продолжать! – не раздумывая ответил бухгалтер – Чёрт их знает, сегодня отказались, а завтра опять понадобятся покойники. 
     Шеф внимательно посмотрел на бухгалтера, подумал. 
     - Добро! Съезди на бойню, скажи мужикам, чтобы продолжали, покуда холодильник не набьют под завязку.  Давай пердак в руки и, поскакал вприпрыжку! Да и соляру для дизелей раздобыть надо.  Пошли народ, пусть по городу поищут.  Ох, снесут нам с тобой головы, и за дело!
     Усадьба на острове представляла собой двухэтажное здание, сложенное из красного кирпича с высокими зубчатыми башнями по краям.  Построенная в 19 веке она на удивление неплохо сохранилась.  Даже красная черепица на крыше была почти цела.  Вход был обозначен портиком с колоннадой.  К главному дому вела заброшенная дубовая аллея, сбоку аллеи - выложенный кирпичом, заросший пруд.  Дворовые постройки были полностью разрушены, кирпич был растащен, но господский дом стоял гордо и незыблемо.  Причиной тому был людской страх.  Считалось что на дом наложено проклятие, и те, кто утащит что- либо из дома, или причинят ему какой вред, будут наказаны.  И вправду ходили разговоры, что один мужик позарился на изразцы печек, отколупал их, но не прошло и года, как умер от рака в страшных муках.  Другой по пьяне выбил несколько цветных стёкол из готических окон, так утонул в тот же день… Много что говорили.  Те, кто пытался заночевать, не выдерживали, убегали прочь.  Слышались им крики, чудился им призрак женщины в голубом платье, бродящей по дому.  По местной легенде, это была жена хозяина, построившего усадьбу.  Не выдержав измены мужа, она выкинула малолетнего сына из башни, а после выбросилась сама.  Но перед тем, прокляла мужа своего.  С тех пор бродит она по дому, ищет своего ребёнка.  А муж её сгинул вскоре, ушёл в лес и не вернулся.  Вот в это здание стекались все сбежавшие из города.  Около сотни их уже набралось, и всё прибывали.  Первыми же были Мишка с Дашей, Вероника с Игорем, забравшие с собой уцелевшую дочку соседа – Ксюшу.  В тот день Дашину бабушку похоронили вместе с соседской семьёй в яме, которую вырыл перед самоубийством Иннокентий.  Убитого насильника Мишка выволок на задворки, облил бензином и поджёг.  Потом они переправились через реку на лодке.  Мишка ещё дважды возвращался обратно, еду вёз, инструменты.  Во второй раз даже козу свою Чупакабру прихватил, девочке молоко, что бы было.  Первую ночь они провели в большом зале здания возле огромного камина.  Почадив сначала, огонь в камине разгорелся, появилась тяга, весело затрещали дрова.  Все кроме Мишки, улеглись на притащенные ранее еловые ветки и брошенную поверх сухую траву.  Мишка с Игорем договорились по очереди дежурить.  В ту ночь их никто не беспокоил, никто не кричал, не бродил призраком.  Вероника, крепко прижав к себе маленькую Ксюшу, отчего то тихонько плакала.  Медленно текли слёзы из глаз Даши, левая щека её распухла, превратившись в один огромный синяк, болела челюсть, раскалывалась голова.