Ты понимаешь, о чем я говорю?
     Он говорил о капитуляции.  Драконам неинтересны войны.  Их цель эгоистична и близка, остальное – идет по боку.  Я встала перед выбором – вытравить свои намерения и наслаждаться собственной жизнью или попытаться оградить от уродства чужие. 
     В световой полоске фар то и дело появлялся массивный зад «БМВ».  Привыкший к быстрой езде Джон периодически притормаживал, чтобы не упускать из виду «Фолькс».  Я опустила стекло, позволила ветру беспринципно трепать разлохмаченные волосы под мелодичный стон «The Cure» из стереосистемы. 
     Зачем мы возвращаемся в город, забитый безнадегой, страхом и моими фотографиями? Неуклюжий Омск хлебнул достаточно смерти, чтобы оставаться под его небом.  И все же мы ни разу не свернули со знакомой дороги. 
     
     От красного края рассвета пришлось защищаться солнцезащитным козырьком.  Выстроились в ряд первые жилые дома, остались позади железнодорожный переезд и унылые производственные коробки.  Город безропотно впустил нас, как заразу, к которой потерян иммунитет. 
     «БМВ» припарковался у обочины и замигал аварийкой.  При моем приближении Джон вышел из машины, размял ноги и пальцы, пока я не затормозила, пристроившись к отколотой кромке бордюра. 
     -- Разблокируй задние, -- скомандовал он, вытаскивая из багажника небольшую коробку.  Пять шагов до машины он нес ее аккуратнее антиквара, перекладывающего самые дорогие реликвии. 
     Я открыла дверь, дракон бережно устроил коробку на заднем сидении.  Сам плюхнулся в пассажирское кресло. 
     -- Дальше едем вместе, -- зачем-то пояснил он.  – Разворачивайся, езжай за переезд, а там покажу дорогу. 
     «БМВ» сорвался с места, укатил вперед, выбрасывая из-под колес гравий.  Я выкрутила руль, машина нехотя развернулась, заехав правым колесом на бордюр. 
     -- Осторожнее! – взвыл дракон. 
     -- Не выпендривайся, иначе выкину, -- я искоса глянула на Джона, и шутить расхотелось. 
     Он нервничал.  Настолько сильно, что заставил выключить музыку и периодически бессознательно покусывал пальцы.  То и дело дракон оглядывался, проверяя сохранность и положение коробки. 
     -- Мы что, хрустальные вазы перевозим? – спросила я, стараясь разрядить обстановку. 
     -- Сворачивай налево и кати до пустыря, -- ответил Джон, даже не обернувшись. 
     Я послушалась. 
     Производственные цеха остались позади, плоские крыши жилых домов маячили далеко на горизонте.  Впереди расстелилось поле.  Необъятное и агрессивное, с отчаянием дикого зверя сопротивляющееся вторжению.  Колеса неохотно пробирались сквозь заросли пожухлого сорняка.  Острые стебли шуршали, задевая днище.  То и дело приходилось объезжать валуны и непонятно как заброшенные сюда обломки бетонных плит.  Слева показался ржавый корпус мертвого автомобиля.  Не иначе как «Пустырь Смерти». 
     -- Тормози, -- приказал Джон. 
     Машина остановилась в центре поля.  Солнце будто стремилось разогреть землю докрасна перед осенью и палило лазерными лучами. 
     -- Хорошая погода, подходящая, -- пробубнил дракон под нос, щурясь от ослепительного светила. 
     -- Что это? – спросила я, когда Джон аккуратно поставил на траву коробку и, надев перчатки, вынул блестящий купол из множества зеркал, слепленных друг с другом под разными углами.  Хватило секунды, чтобы трава под куполом занялась дымком.  Джон поспешно спрятал трофей от света, затоптал тлеющие стебли. 
     -- Это – пропуск в вечную жизнь, детка.  Наш Грааль. 
     -- Грааль был золотым, -- напомнила я и осеклась.  – Джон, вы собирали золото…
     -- Да, -- оборвал он.  – Черт возьми, Лина, я так долго ждал этого дня. 
     Сидя на корточках перед коробкой с зеркальным монстром, сильный, непобедимый дракон выглядел маленьким мальчиком.  Гиацинтовый взгляд рассеянно блуждал по выгоревшим на солнце травинкам, пальцы поглаживали картонные бока, вырисовывая чудные узоры, грудь то и дело вздымалась от чересчур глубокого вдоха и замирала, будто не желая выпускать воздух. 
     Он боялся, наверное, впервые в жизни боялся промаха. 
     -- Джон, а какими вы станете, если все получится?
     Дракон сфокусировал на мне взгляд и прищурился от солнца, которое пекло мне спину через плащ, словно курицу в духовке. 
     -- Неуязвимыми, -- заученно ответил он, но тут же встрепенулся, возвращаясь из задумчивости.  – Марк придумал, как заставить и мозг регенерировать.  Некоторые яды и алкалоиды в смеси с парами золота должны изменить клетки мозга так, чтобы они самостоятельно восстанавливались.  То есть, даже если прострелят башку, мы не умрем. 
     -- А если отрежут?
     -- Попробуй, подойди, -- ухмыльнулся он невесело.  – Правда питаться станет сложнее, барьер поднимется до уровня людей, но при желании его можно подвинуть.  Лин, я не знаю всех тонкостей, это Марк у нас гений генной инженерии. 
     -- Джон, скажи, за все это время ты не задумывался хоть на минуту, что вы с Марком, а теперь и я, что мы – паразиты? Такие же, как энпиры.  Только они убивают всех без разбора.  Еще и размножаются.  Джон, ты не думал, что нам стоит не прятаться, а охотиться за недоделками, пока не истребим всех?
     Он долго смотрел куда-то мимо меня, затем почесал переносицу и поднялся. 
     -- Лина, человечество само себя истребит рано или поздно.  Это необратимый процесс.  Было время, когда я рассуждал так же, как ты сейчас.  Но, нахлебавшись подонков, в хороших верится с трудом.  Может, когда-нибудь мы будем жить, как ты предлагаешь.