Иван молчал. 
     Тогда Егип поставил на повестку дня второй вопрос:
     - Двадцать лет мы изучали то, что принёс нам Иван.  Но так и не познали тайны сотворения образов из ничего.  Уральский скрыл от нас основу науки.  По сути, миром управляет он!
     Егип величаво встал с трона и, стуча размеренно посохом по каменным плитам монастыря подошёл к творившему новую песню. 
     - Я предоставлю тебе два пути, - сказал он, обращаясь к Ивану.  – Либо ты всё же откроешь природу своих Великих Творений всем нам, либо – эту дверь. 
     Верховный Жрец указал двадцать третьему иерофанту на дверь в стене и добавил:
     - Из этой двери без меня и без других жрецов тебе не выйти.  На ней заклятия, которых ты не знаешь.  Даже растворившись в воздухе, ты не пройдёшь сквозь эти стены.  Через окошечко в двери будешь получать немного пищи и воды на день.  Иногда мы будем выпускать тебя наружу.  Пусть люди видят, что ты жив.  Ты будешь петь, творить свои картинки, приветствовать народ.  И после, сразу возвращаться в камеру.  Обратно.  Выбирай!
     Иван спокойно встал.  В лице его не было страха.  Лишь грусть в глазах выдавала его настроение иерофантам.  Он посмотрел на них с жалостью и состраданием. 
     - Я выбираю полтора пути, - сказал он. 
     - Как можно выбрать полтора? – Закричал Егип в гневе.  – Ты смеешь смеяться над нами!
     Иван подошёл к заколдованной двери, повернувшись, ответил пророкам:
     - Смеяться я не думал.  Жалко вас, вы – нищие бродяги! Уйду я в камеру, которую мне приготовила судьба.  И тайну сотворения открою.  Вот и получиться, что – полтора пути. 
     - Так говори! Не медли ни секунды! – Жрецы вскочили с мест своих и закричали, перебивая друг друга.  – Где она? Где тайна?
     - Она в воде, - спокойно и достойно прозвучал ответ.  – Ищите!
     Иван ушёл.  За ним закрыли дверь.  Замуровали место страшным заклинанием, которого не знали на Урале.  Один раз в день заключённому подавали пищу и воду.  Пища была очень скудной, за то воды было вдоволь.  Потому что именно из воды двадцать третий иерофант создавал все образы нового мира. 
     Однажды, когда народ собрался на большой площади, перед главной башней монастыря иерофантов, чтобы послушать новые песни Ивана, Верховный Жрец приказал отменить свой соборный приказ.  Егип приказал освободить уральского песнописца.  Верховный Жрец знал, что Иван очень слаб и сегодня умрёт. 
     Когда народу собралась огромная толпа, Иван вышел на площадку главной башни.  Он весело посмотрел на ожидающих в томлении людей.  Жрец не сказал ни слова людям про своё заточение.  Он помолчал немного, улыбнулся и запел.  И песня вмиг заколдовала толпу своим волшебством.  Формировался образ необычный.  Народ внимал творению.  Пел тогда Иван целый день, а люди слушали его, не отрываясь, то плача, то, ликуя, то смеясь.  День этот близился к закату. 
     Вдруг Иван увидел сына своего среди толпы! И сын узнал отца!
     Диалог двух любящих сердец услышали все люди:
     - Мне девятнадцать лет! – Кричал юнец.  – Тебя, отец, не видел я ни разу! За что ты бросил нас, скажи? Мы с матушкой вдвоём живём, одни в глухом лесу!
     - Прости меня, сынок, - ответил жрец с высокой башни.  – Мне было стыдно, вот я и ушёл.  Мне, знаешь, стыдно и сейчас. 
     - За что, отец? За что тебе так стыдно?
     - За мир, в который я тебя привёл.  Ушёл, чтоб сделать мир… Прекрасным.  Для тебя.  Не получилось, сын.  Прости. 
     - Ты верил, батюшка, что мир сумеешь изменить? Один?
     -Когда-нибудь и ты поймёшь, малыш, что именно отцы за мир в ответе.  Не Бог, и не судья, и не палач.  А именно отцы.  За мир, в котором дети их живут. 
     И люди все упали на колени, услышав мудрость эту с главной башни Храма. 
     - Теперь ты будешь петь, сынок, - сказал Иван.  – Ты будешь мир творить для всех детей своих, для всех, живущих на земле.  Я передал тебе своё искусство.  Жаль только одного.  Что управлять картинками живыми, увы, другие люди будут.  Не совершенен я. 
     И сын запел.  И песня та была ещё прекрасней и милей народу, чем песни старого уральского жреца.  Под звуки песни той, с улыбкой на лице, на грозной башне мудрецов терял сознание Иван.  Так в славе умер первый «двадцать третий иерофант».