Дезире на минуту зажмурилась, давая глазам отдохнуть. 
     “Что делать? Где взять нужные препараты?”
     Внезапно Марна, до того спокойно смотрящая на пациентку, бросилась к столу и схватила с него первый попавшийся клочок бумаги. 
     - Что случилось? – спросила Дезире. 
     - Здесь рядом есть законсервированный исследовательский институт.  Завтра рано утром в него отправляют экспедицию.  Возможно, там найдется то, что нам нужно.  Нельзя упускать этот шанс.  Я напишу все, что может тебе помочь, и отдам список Кэру, он тоже идет.  Этот невоспитанный грубиян умеет быть редкостной сволочью, но он образован и умен.  Этого у него не отнять.  Я уверена, он сможет достать лекарство, если оно там есть. 
     Дезире подскочила на стуле. 
     - Я бы ему не доверила туалет чистить! – прошипела она.  - Это мои глаза, и я сама должна за них бороться.  Я пойду с ними!
     Марна взглянула на нее, как на сумасшедшую. 
     
     * * *
     
     Кэр хорошо подготовился к разговору со старостой.  Пока длилось собрание, эрсати в одиночестве шатался по плохо освещенным коридорам завода.  Он осознанно накручивал себя, перебирал в голове услышанное недавно, взвешивал все плюсы и минусы предстоящей экспедиции.  Минусов оказалось больше.  И дело было не в простом нежелании идти – повседневные заботы его убивали – Кэра преследовало необъяснимое чувство беспокойства.  Ему казалось, что там, в недрах института, есть что-то такое, чего не стоит видеть, касаться и вообще знать о нем.  Какая-то смутная тревога - ничего больше.  Никогда ранее с ним такого не случалось, а подобных вылазок за годы скитаний набралось немало. 
     В конце концов, эрсати извел себя до такой степени, что в обжитых коридорах завода ему начали видеться тени и слышаться звуки, которых там не могло быть. 
     - Все, приехали, - почесав затылок, вслух произнес Кэр. 
     Скопившийся негатив требовал выхода, но, как назло, никто на пути эрсати не попался до самого кабинета старейшины.  Пинать стены и всякий мусор было не интересно и не могло принести успокоения. 
     Он злился на старосту с его постоянными наставлениями и поучениями.  Злился на жителей общины - всех без исключения.  Они напоминали ему копошащихся муравьев.  Но не трудолюбием и дисциплиной, а неимением собственного голоса и достойных желаний.  Их предел – поплотнее набить живот, поудобнее поспать да по-быстрому перепихнуться.  Даже такое понятие, как любовь, - стало крайне редким.  Каждодневные заботы и труд отнимали все силы, почти ничего не оставляя на чувства.  А ведь когда-то даже человеческая раса, приходилось отдать ей должное, далеко продвинулась не только в технических областях, но и духовных.  Многие произведения искусства восхитили даже эрсати, известных своей утонченностью.  А что теперь? Вырождающийся сброд, мало помнящий о своем прошлом. 
     Озлобленный и готовый разорвать любого, кого встретит на пути, Кэр приблизился к комнате старосты.  Он даже не посчитал нужным замедлить шаг, без лишних церемоний толкнул ногой дверь.  Та со скрипом отлетела в сторону и врезалась в стену.  Раздался грохот, послышался шелест падающей штукатурки.  Дверь тут же начала путь обратно, повинуясь натяжению ржавой пружины.  Но эрсати уже вошел. 
     До войны комната служила местом отдыха работников завода, а теперь одновременно была и жилым помещением, и рабочим кабинетом.  Небольшой круглый стол в центре, несколько стульев, покрытый залатанным покрывалом узкий диван, пара вместительных шкафов – вот и вся нехитрая обстановка.  Теперь здесь проводились совещания, в которых принимало участие всего несколько человек.  Каждый из них отвечал за строго определенную сферу деятельности общины, как то: за обеспечение питанием, за оборону, медицину и другие.  Здесь принималось большинство животрепещущих решений, которые потом доводились до рядовых жителей. 
     - Потрудись впредь быть осторожнее с тем, к чему ты с пользой и пальцем не прикоснулся, - произнес староста и медленно оторвал взгляд от окна.  - Садись. 
     Кэра всегда смешила эта привычка людей – часами рассматривать за окном останки собственного мира.  Хотя, можно сказать, – уже чужого.  Еще каких-то двести лет назад – да, это был исконный мир человека, семимильными шагами движущегося к своему триумфу над законами бытия.  И вот каким этот триумф оказался на вкус…
     Горечь от содеянного, наверное, еще очень нескоро покинет сознание прежних хозяев планеты.  Даже пришлым расам, когда те подняли взгляд на изуродованную после бомбежек и затухания все уничтожающих заклинаний Землю, стало нестерпимо больно.  Для многих из них этот новый мир успел стать родным домом.  И практически в одночасье дом превратился в кучку жалких догорающих обломков – зараженных и искореженных. 
     “Бред! Попахивает каким-то некрофилизмом, - думал эрсати.  Для него это было сродни тому, что мать смотрит на труп недавно рожденного ею ребенка и хмурится, натужно сопит, пытается найти в этом зрелище скрытый смысл.  Да еще и тычет окружающим, старательно навязывая свое мнение о том, что малыш не умер, а спит.  Цепляются за мертвое, изгнившее прошлое.  Что может быть противнее?”
     - Я не на посиделки с чаем пришел! - рявкнул Кэр, вцепившись в столешницу.  От натуги тонкие пальцы побелели, а ногти жалобно царапнули по дереву. 
     - Нет? - староста удивленно вскинул брови.  - А я уже было приготовил тебе зеленый чай с эклерами. 
     - Ерничаешь… - в тоне Кэра звучали нотки, исключающие продолжение диалога в шутливой форме. 
     - Немного, - староста продолжал хранить спокойствие удава, чем еще больше подогревал в парне и без того клокочущую ярость. 
     - С огнем играешь, Закэри, - процедил Кэр. 
     Староста сложил руки за спиной, вопросительно посмотрел на наглого эрсати.  Опыт общения с Кэром был, мягко говоря, не самым приятным и начался он задолго до того, как ему самому выпала доля стать главой общины.