Вдвоём приходили в ресторан, вдвоём посещали заседания, вдвоём (неизменно держа друг дружку под ручку) прогуливались по обзорной палубе.  Они и сейчас ни за что не желали расставаться: одна неподвижно лежала навзничь, раскинув руки, и, очевидно, была уже мертва (я заметил, что вместо горла у неё зияющая дыра), вторая же стояла на четвереньках, вцепившись зубами в лодыжку подруги.  Она, похоже, тоже была изрядно покалечена, но, напрягая последние силы, тянула тело по шершавому пластику палубы.  Как собака, которая нашла кусок мяса, превосходящий её саму.  Чудовищное в своей противоестественности зрелище! Но, знаете, я ведь даже не вздрогнул.  Как это называется? Эмоциональное выгорание?
     Я вновь заколебался, потому что мне надо было пройти мимо озверевшей профессорши.  Шаг, ещё шаг.  Тут она ногу своей подруги из зубов выронила и ко мне.  Сама уж еле конечности переставляет, а туда же – шею морщинистую вытянула, зубы оскалила… Ну, я ждать не стал, пока она в меня вцепится, подпустил поближе да и двинул плашмя своим мачете прямёхонько по макушке.  Звук раздался, будто по деревянному чурбаку стукнул! А профессорша тут же молча хлопнулась на палубу и замерла.  Кстати, мне тогда одна вещь стала очевидна: нужно просто подождать и все зомби рано или поздно умрут сами.  И, скорее, рано, чем поздно.  Ведь физиологически они остались обычными людьми, правильно? А значит, даже если они не чувствовали боли, смерть от травм и кровопотери никто не отменял.  Что ж, подумал я, значит, через несколько часов я останусь единственным живым существом в пяти тысячах метров над землёй на неуправляемом дирижабле, заваленным семью десятками изуродованных трупов. 
     Ну, в общем, перешагнул я через оба тела, добрался до заветной двери, приоткрыл её, пару раз глубоко вдохнул-выдохнул и вошёл внутрь. 
     Внутри был ад кромешный, разумеется.  Как бы это сказать-то? Множество бывших людей в разной стадии умирания.  Им всем уже не до меня было.  И кровь, кровь… Всюду! Тут меня второй раз замутило, хотя я полагал, что уж на всякое насмотрелся.  Всю волю, как говорится, в кулак собрал, рвотный позыв подавил, рукоять тесака покрепче сжал, головой встряхнул и пошёл к рубке.  Пару шагов сделал, чувствую, позади меня какое-то движение.  Не увидел, не услышал, а именно почувствовал, шестым каким-то чувством.  Я прям на месте подпрыгнул и в прыжке развернулся, нож обеими вытянутыми руками перед собой выбросил. 
     Бог мой! Такого я ещё не видел!
     Я поначалу даже и не понял, что это.  Оно стояло на четвереньках, метрах в пяти от меня, прямо на потолке, вниз головой! Понимаете? В нарушение всех законов физики! Оно было совершенно голым и тощим.  Рёбра, скулы прямо выпирали, а суставы точь-в-точь как узлы на верёвке! А кожа натянутая, будто резиновая, того и гляди порвётся.  И ещё оно было непропорционально длинным.  Конечности тонкие, длиннющие, пальца – прямо как паучьи ноги! Руки, кстати, длиннее ног, потому что стояло (или всё же висело?) оно не как человек, который на четыре точки встал, а как обезьяна, шимпанзе, например.  Морда (она мне, кстати, уже тогда смутно знакомой показалась) вытянутая.  Вот будто кто-то взял его за нижнюю челюсть и потянул что было сил.  Смотрело оно на меня (глаза чёрные, без белков - одна чернота) и ухмылялось, зубы скалило.  Острые такие, как у хищного зверя, и все чем-то перепачканы, наверное, кровью.  Кстати, и на подбородке у него тоже грязные разводы были, тоже, должно быть, засохшая кровь. 
     И ещё, знаете что? За плечами у него что-то болталось.  Маленькое и круглое.  Я сначала не сообразил, а потом понял, что это амулет, «волчий глаз».  Точно как у меня!
     Я, сам не свой, машинально назад попятился, а оно всё висело на потолке, молча, смотрело в упор и ухмылялось.  По-моему, я даже дышать перестал в те долгие секунды – так оно меня загипнотизировало.  Первый вдох сделал, когда в рулевую гондолу проскользнул, и дверь за собой закрыл. 
     Стою, отдышаться пытаюсь.  Воздух глотаю, словно из-под воды вынырнул.  Сердце стучит, в ушах шум.  И тут слышу позади себя какое-то чавканье. 
     Обернулся я медленно-медленно.  Нож перед собой держу, ко всему готовый.  Бог мой! Как вспомню, что увидел, так и передёргивает! Штурман наш, Игорёк Некрасов, лежит мёртвый, одежда на нём вся разорвана, живот вспорот, кишки петлями на полу, а командир, Стас Сергеев, сидит над ним на корточках, руку во внутренности засовывает, зачёрпывает там что-то и в рот суёт.  Да сосредоточенно так! И так мне при виде всего этого тошно стало – не описать! Тошнота подкатила, перед глазами поплыло.  Я зубы стиснул, рот ладонью закрыл, чтоб не заорать или не сблевать, а всё равно сдержаться не смог – какой-то стон из себя выдавил.  Стас, точнее – тот, кем он стал, и услышал.  Чавкать прекратил, замер, будто насторожился, глаза поднял.  Мы с ним на мгновение взглядами встретились (взгляд у него, правда, бессмысленный был, мутный, в отличие от того, что на потолке сидел), а потом он на меня кинулся.  Прямо вот как сидел на корточках, так и прыгнул вперёд, по-лягушачьи.  Я и сообразить ничего не успел, даже зажмурился, только ножом махнул машинально.  Чувствую, нож во что-то упругое вошёл и из руки вывернулся.  Я глаза открыл, смотрю: Стас на полу корчиться, а нож наполовину ему в шею ушёл, как раз над левой ключицей.  Кровь хлещет, а он лежит и конечностями движения такие делает, будто плывёт по-собачьи… Или, скорее, как жук лапками скребёт, если его на булавку насадить. 
     Ну, поскрёб-поскрёб да и затих.  Вообще тишина полнейшая наступила. 
     Я немного постоял, пока ступор не прошёл, потом понял, что надо действовать.  Хотел было нож из Стасовой шеи выдернуть да не смог.  Не потому, что сил не хватило, просто не смог – мерзко стало.  Правда, силу воли всё равно собрать пришлось: я все тела в штурманскую каморку стащил и запер.  На всякий случай.  Их, кстати, четыре было, тел-то: командир, бортинженер, второй пилот и бортпроводница одна, Оля.  Вот…
     Потом? А что потом? Рухнул я в пилотское кресло да так и сидел в нём до самого рассвета.  Попытался было с землёй связаться да безуспешно.  А что вы хотите?! Вся приборная доска кровью залита была, мониторы смяты, словно в них головами бились… Впрочем, может, и на самом деле бились…
     Рука укушенная ныла.  Прямо дёргало её от боли.  Я, грешным делом, опасался, что какую-то заразу туда занёс… А? Сейчас? Нет, нет, уже не болит. .